Чёрные короли. Свинцовые небеса
Шрифт:
Еда сближает. Под конец Сережка мне подмигивал, пытался напеть мне детскую песенку про северный флот, который не подведет. И даже наряд вне очереди и первая смена ночной вахты никак не испортили настроение новобранца. Капрал надулся, когда его страшные приказы были проигнорированы. Илья похлопал его успокаивающе по плечу и решил отойти за деревья. Ел он в последнее время больше других, но не все подряд, как его молодой товарищ.
– Пацаны! Смотрите! – закричал Илья из темноты через некоторое время. Я вздрогнул от неожиданности, а салага на всякий случай вжал голову в плечи, обрывая свои бессмысленные бормотания. Старик сразу нашел, что ответить:
– Слышь! «Пацан»! Я, между прочим, капрал. А Виктор у нас – лейтенант. Хоть и морской.
– И что? – невозмутимо отозвался неунывающий здоровяк. Факел, где он стоял, подрагивал небольшим пятном, практически ничего не освещая. – Он что? Не человек, что ли?
– Морячок, – блаженно протянул Сережка. Пламя костра осветило его счастливое лицо. Я покосился на лопоухие уши и незлобно выругался в полголоса:
– Да идите вы, заморыши.
– Что там у тебя? – грозно рявкнул капрал, косясь в мою сторону – услышал.
– Идите скорее сюда и сами увидите! У меня нет слов для описания! Нисколько не пожалеете!
– Смотри, как бы самому потом жалеть не пришлось, – проворчал старик.
Не хотелось, конечно, никуда идти. Пригрелся. У меня все ломило: каждая мышца, суставы и сухожилия. Я сам сломался. Развалился на сотню частей. В жизни не поднимусь. Капрал сразу понял мое состояние и захотел вернуть себе потерянный авторитет. Поднялись мы одновременно. Слишком резко. У меня хрустнуло колено, а старика повело вправо. Чуть не упал! Тоже устал. Капрал незлобно ругнулся вполголоса:
– Да черт с ним.
Я тоже выдохнул свободно. В самом деле: глупо. Нашли, что делить. Тем более я все равно старше по званию, как ни крути. Опять же зарыли меня – вину должны чувствовать, вот это – настоящий промах в венце капральской карьеры. А тут зачем соревноваться?
Так я думал, пока мы шли к Илье. Парень призывно махал факелом по круговой, а потом ткнул в черный валун рядом с собой, говоря:
– Вот.
– Что «вот»?! – сразу огрызнулся Прохорович.
– Камень, – многозначительно сказал рядовой.
– Ты идиот, что ли? Мы ради камня сюда шли?! – взорвался сразу капрал.
Я вспомнил, как пару раз запнулся в темноте о сплетенные корневища и тяжело вздохнул – надо еще обратно возвращаться. Сережка завыл. Тоненько и жалобно. Худенькая его рука вытянулась, а скрюченные грязные пальцы стали показывать на валун. У меня выступил пот под мышками. Рука, сжимающая деревце-палку, начала мелко подрагивать. Испуг не проходил, и сердце непривычно застучало в груди, отбивая незнакомый ритм.
– Ага, – обрадовано протянул Илья, – проняло, салага? А меня, представляешь, как проняло? Я сел, а он как захрипит, как заморгает!
Сережка сильнее завыл.
– Свети! – буркнул старик.
Теперь и я увидел. Но не поверил. Мозг отказывался верить. Я не мог сложить картину. Восприятие не работало. Мне показалось, что на валуне, в расщелину, засунут человек по грудь. Но я не видел никакой расщелины! Человек поднял голову и на черном лице его блеснули глаза. Он смотрел на нас и губы его медленно раскрывались.
Сережка присел, озираясь по сторонам.
– Черт, – пробормотал капрал, включая огнемет, – ловушка!
– Нет никакой ловушки, – покачал головой Илья. – Захотели бы, давно бы нас накрыли.
– Точно, – старик расслабился, но огнемет не выключил. – В рубке могли бы. Мы там, как котята в мешке, были.
Я подошел к камню. Осторожно потрогал шершавую поверхность. Приблизился к человеку. Илья услужливо подсветил. Я с ужасом смотрел на идеально выточенный пилотский костюм, в черное лицо, в сумасшедшие глаза и с каким-то запозданием понимал, что передо мной человек в камне. Но кто? Кто мог туда его засунуть? И где ноги? И как… Казалось, он просто рос из камня. Шевелил губами, вращал глазами, силился что-то сказать. Внезапно я понял: он живой!
– Старина, – зашептал я, забеспокоившись. – Сейчас мы тебя вытащим.
– Не трогай его, – остановил меня капрал. – Ему не помочь. Теперь он – камень.
– Как не помочь? Он же живой!
– Он – камень! Остынь, Витюля.
– Вот и пилота одного нашли, – шмыгнул носом Илья. – Неожиданно, правда? Заметили? В этой жизни все случается неожиданно. Незавидная жизнь у пилотов. Летят, бороздят космос. Чистенькие и наглаженные мундирчики. Кушают всегда вкусно, и фрукты им по утрам дают. У них питание особое, Серега, не каша, как у нас с тобой. А потом ты – камень и ничего тебе не нужно.
– На его месте мог оказаться и ты! – огрызнулся капрал.
– Я? – засомневался рядовой. – Вряд ли. Я бы не дался! У меня разряд по бегу!
– А у них, думаешь, не было?! – вскипел Прохорович. – Разряд у него! Мы тут в шахматы, что ли, играем?!
– Кто это сделал? – зашептал я. Меня не слышали. Я смотрел на полуживого человека в камне и не знал, чем помочь бедолаге. Как облегчить его боль?! Как вообще можно оказаться в камне? – Кто это сделал?! – закричал я.
Илья и Прохорович замолчали, перестав бурно спорить. Рядовой потер щеку. Уныло посмотрел в сторону морского лейтенанта, смиряясь с мыслью о бесполезном существовании данного вида военных, и пробормотал, отвечая:
– Вестимо кто.
– Кто?! – вскричал я, чувствуя, как заалели щеки и начинают гореть уши.
– Так ведь, – рядовой нерешительно посмотрел на старика и виновато на меня, – нойдманы и сделали. Кто же еще!
Прохорович степенно кивнул, подтверждая его слова.
Мы сидели возле костра. Маленькие язычки почти не грели и в спину поддувало. Сон не шел. Каждый думал о своем. Я пытался расспросить капрала о странном народе, но старик толком сам ничего не знал. Давал какие-то отрывки информации, которые походили на пазлы весьма сложной картины. Цветные, яркие они пестрели островками в черном квадрате и никак не хотели складываться. Прохорович знал весьма поверхностно о нойдманах, об их религии – о карме и кармической связи рода, о влиянии прошлого на настоящее. А я удивлялся, как можно верить и поклоняться какой-то карме, когда истина очевидна: надо поклоняться Первому Колонисту – вот истинная религия, вот правда в каждом слове. Но что взять с дикарей? Куда бы ни прилетел, везде у племен свои верования. Старик осторожно рассказывал о ненависти титанов к непокорным рабам колониальной планеты. И не мог объяснить мне очевидного: как пилот оказался вросшим в камень. Я стыдился признаться себе, что боюсь нойдманов до икоты. Я не понимал простую логику. Дикари вызывали у меня страх. Я бы мог попытаться объяснить для себя жестокие пытки простых солдат, надсмотрщиков титанов, но превращение людей в камень я ни с чем и никак не мог увязать. Это же против любых правил!