Черные лебеди
Шрифт:
Гарри перестал смеяться. Лицо его посуровело. Отпив несколько глотков шампанского, он сказал:
— Видите ли, май дарлинг, я всего-навсего турист и люблю импровизировать. И то, что вы приняли за государственную трагедию, была лишь легонькая бытовая комедия. К тому же она, кажется, подходит к концу. Нужно опускать занавес. Finita la commedia! [8]
Видя, что Шадрин полез в нагрудный карман, Гарри предупредительно остановил его:
— Вы за деньгами? Не утруждайте себя, счет уже оплачен.
8
Конец
Дмитрий вытащил из кармана пачку сторублевых бумажек и потряс ею над столом, не сводя с Гарри взгляда. Что-то мстительное уловил Гарри в этом напряженном, тяжелом взгляде. Он уже собрался было встать из-за стола и раскланяться, но Дмитрий наклонился к нему и опустил на его плечо тяжелую руку:
— Сидите!.. Разговор еще не окончился!..
Кровь отхлынула от лица Шадрина. Он сидел не шелохнувшись, в упор глядя на Гарри.
— Вы сказали, что комедия окончена?.. А я считаю, что она не окончена! Ее последние строки буду дописывать я!..
Гарри хотел подняться, но Шадрин грубо осадил его.
Все, что было дальше, происходило подсознательно, как в бреду или в тяжелом, кошмарном сне. Шадрин, обуянный злобой и ненавистью, забыл наказ майора с Кузнецкого моста. Он резко встал, и кисть его левой руки опустилась на пышную шевелюру Гарри и намертво замкнулась. Тяжело дыша в лицо Гарри, он сильным рывком поднял его со стула.
— Вы сумасшедший! — вскрикнул от боли Гарри.
Широкой отмашью правой руки Шадрин дважды со звоном хлестнул пачкой новеньких сторублевок по щекам Гарри. Замахнулся в третий раз, но новенькие деньги выскользнули из руки и золотым листопадом разлетелись по сторонам.
— Это ты, гадина… выстрелил в меня… из фаустпатрона!.. Ты!.. Ты!.. Там, под Варшавой!..
Подоспевший официант принялся проворно подбирать деньги, мешая их с мелочью, зажатой в руке.
Альберт вместе с креслом отодвинулся от Шадрина. А Дмитрий с налитыми кровью белками глаз, с побледневшим лицом стоял грудь в грудь с Гарри и крепко сжимал омертвевшими пальцами его пышную шевелюру.
— За свой поступок вы ответите по Уголовному кодексу! — прокричал побледневший Гарри, поводя по сторонам испуганными глазами.
— Я отвечу!.. Отвечу за все! Одним разом!.. — с надсадным хрипом проговорил Дмитрий. — На первый случай вы хотели купить меня за тысячу долларов. Вчера вы дали мне задаток… Сегодня ты выиграл на мне пари!.. — зубы Шадрина стучали, как в лихорадке. Он дрожал. — Я тоже держу пари! Против твоих тысячи долларов я ставлю пять лет лишения свободы!.. Ты слышишь, фашистская гадина: пять лет тюрьмы по Уголовному кодексу моей Родины!..
С этими словами Шадрин нанес Гарри неожиданный и сильный удар в лицо. Снизу вверх, в подбородок. Этот опасный удар боксеры называют апперкотом. Как подрубленный, Гарри плашмя грохнулся на спину и, проехав метра полтора по скользкому полу, очутился под соседним столом.
Альберта точно ветром сдуло.
…В ресторане поднялся шум. Оркестр замолк. Оборвалась обычная, торжественно-праздная жизнь первоклассного
В тумане буйного опьянения и неукротимой злобы, затмившей сознание, Дмитрию казалось, что все, кто сидят в ресторане, — друзья и соотечественники Гарри, и все они причастны к тайному сговору против него. Все они смотрят на него чужими, ненавидящими глазами.
Широким взмахом руки Дмитрий смел со стола все, что на нем было.
Хрустальные рюмки звонкими осколками катились по паркету к мраморному фонтану. Из-за соседних столов вскакивали посетители. Они отбегали в глубину зала, за фонтан. Спокойным оставался один амур, купающийся в холодных струях.
Шадриным овладело бешенство. Теперь он видел и понимал только одно: против него весь зал. Все они хотят купить его за тысячу долларов. Он поднял высоко над головой стоявший в стороне служебный столик официанта и шагнул с ним к фонтану, туда, где стадно скучились перепуганные люди в черных костюмах и белых накрахмаленных сорочках.
Кто-то из официантов повис на плече Шадрина. К нему подоспел второй, третий… А Шадрин все шел и шел вперед. На его поднятых руках угрожающе покачивался стол.
— Вы не были на Эльбе, сволочи!.. У вас не хватит долларов, чтобы купить русского!.. — с этими словами Шадрин споткнулся и грохнулся на паркет вместе со столом. Он не заметил, как кто-то подставил ему подножку. Упал прямо перед фонтаном.
От удара при падении или от нервного шока он потерял сознание.
…Проснулся Дмитрий рано утром. Открыл глаза и не мог понять: где он, что с ним? Продрогший, он лежал на деревянном диване, покрытом белой медицинской клеенкой. Рядом с ним, слева, на таком же диване спиной к нему лежал полуголый человек с биркой на ноге. Шадрин повернул голову направо — та же картина. На таком же диване скрючился полуголый старик с синюшным одутловатым лицом алкоголика. К его ноге тоже была привязана бирка с номером. Дмитрий перевел взгляд на свои голые, покрытые гусиной кожей, ноги и увидел… «О, Боже!..» У щиколотки бечевкой была привязана фанерная бирка с номером «78».
Сквозь низкое оконце в полуподвал сочился мутно-серый рассвет. Дмитрий закрыл глаза. Из груди его вырвался сдавленный стон. Где-то за спиной кто-то тоже стонал. «Что это — сон?.. Куда я попал?»
Шадрину стало страшно. Не хватало воздуха… Он снова открыл глаза и увидел перед собой тучного седоусого старшину милиции. В руках он держал флакон с лекарством.
— Старшина, где я нахожусь?
— Что, первый раз?
— Первый.
— Тогда поздравляю, голубчик. Ты в надежном месте.
— Так где же я?..
— В вытрезвителе. На машине-то тебя, паря, привезли не на простой, не на милицейской.
— А на какой же? — упавшим голосом, еле слышно спросил Шадрин.
— Сурьезная машинешка. Но ничего, с кем не случается. Отдыхай, за тобой приедут.
Дмитрий закрыл глаза и долго лежал неподвижно. «Докутился, Шадрин… Докатился до последней, до самой позорной ступеньки. Человек с номером семьдесят восемь. Думал ли ты когда-нибудь, что придется проснуться вот так… Лучше бы в сорок первом остаться лежать там, на Бородинском поле…»