Черные подковы
Шрифт:
– Вот сука, – сказал Мосин. – А что Степа?
– Он ничего не признает, – продолжил Гера. – Денег не брал, добро не давал. Но там еще журнал изъят, в нем отметок нет, что товар задержан или перемещен. В общем, транспортникам этого хватает, они предъявили обвинение. Степа сейчас в СИЗО, камера нормальная, с ментами какими-то. Я в два места закинул удочки по СИЗО, если получится – будет хорошо.
На встрече было уже восемь человек – начальники смен и их замы. Все понимали, что ситуация очень серьезная, и все надо проговорить очень тщательно. Еще минут двадцать проходило обсуждение возможных действий и распределение ответственности.
За последующие полмесяца произошли несколько значимых событий. Прошел обыск у Плаксиных. В 6 утра длинными звонками и громким стуком в дверь Таисию и Нюру разбудили
Обе «удочки» Большого сработали на славу. Сотрудник СИЗО, с которым Гера познакомился на одном из южных рейсов, раз в несколько дней рассказывал о Плаксине – как дела, как здоровье, кто к нему ходит, при этом ни сам Степа, ни кто-либо из других работников СИЗО об этом интересе не знал и знать не мог – в противном случае «информатор» мгновенно лишился бы погон. А так они с Герой решали вопрос вполне взаимовыгодно. Но в какой-то момент стало известно, что Степу хотели перевести из «ментовской» камеры в общую. Это была обычная практика для людей непонятливых, нежелающих идти на сотрудничество с органами. Информацию подтвердил адвокат. Пришлось по полной подключать «удочку №2». Через одного из клиентов Гера вышел на заместителя директора самого большого городского гастронома, которая давным-давно дружила с «хозяином» СИЗО. Когда в стране тяжелые времена, друзья должны помогать друг другу – для немолодого начальника СИЗО это было святое правило. Особенно, если просить нечто противоположное приходят люди из организации, которую он по жизни не любил. Поэтому сотрудники ФСБ были крайне удивлены жестким отказом. Не помог и визит транспортного прокурора – «хозяин» не привык менять решение. А через свою «подругу» он попросил передать, что даже если Плаксина посадят, то он поспособствует, чтобы время до вступления приговора в законную силу – обжаловать же будете! – Степа провел тоже здесь, в городском СИЗО. Все, что можем, как говорится. Но и этого было выше всех ожиданий.
Виктор и Насон, с перерывом в месяц, купили по «девятке». Обмыли по полной программе, как планировали – и на работе, и на даче. Оформили не на себя – так делали все, всегда было лучше перестраховаться. Учитывая то, что Тая ездила к адвокату или к Степе в СИЗО, сейчас ее могли сопровождать уже несколько человек на выбор. Как правило, она просила о помощи Геру или Виктора. Таскать в СИЗО нелегкие сумки с продуктами – сначала раз в месяц, а потом и чаще, под соответствующее разрешение «хозяина», – одной Тае тоже было бы нелегко.
Но самым знаковым событием, со знаком минус, стал перевод Конева в родную таможню. Точнее, не сам перевод, а сопутствующие ему обстоятельства. Когда Игорьку пришел вызов и были подписаны все документы, он не стал договариваться о том, как бы «проставиться на ход ноги», а тихонько подошел к Виктору и спросил:
– Я могу получить обратно деньги, которые на Степу сдавал?
Виктор просто обалдел от наглости Игорька. Тот что-то говорил о том, что ему придется обустраиваться на новом месте, что сам он к Большову подойти не может, что ему самому неудобно поднимать этот вопрос… Это же твой друг, ты с ним столько прослужил, здесь вместе работали! Степа «там», а ты..! Но Виктор не стал ничего говорить Коневу. Он просто нашел Геру и прошептал ему на ухо просьбу Коня. Взгляды, которыми они обменялись, были лучше всяких слов.
– Пусть придет завтра и подойдет к Мане, она ему передаст пакет, – проговорил Гера. – И мне на глаза пусть не попадается. А ребятам я сам объясню.
Скоро должен был состояться суд.
Глава 14
Очень часто в последнее время Виктора мучил один вопрос – почему Большов так рвется помогать Степе? По сути, в большей мере помогать должны свои, «сосновские». Он, Виктор, Даня Шайхуллаев, Насон, Дубинкин, Коробков. Это понятно, столько времени вместе прослужили, сколько выпито, рядом жили, семьи друг друга знают. Про Коня уже не хотелось вспоминать, он уехал, и все, забыли, не было такого. Ребята из воинской части? Пожалуй, нет, Степа сейчас для них как отрезанный ломоть, и не живет здесь, да и не общается, пожалуй, ни с кем. Конечно, Иваныч. Но Гера явно с ним контачит, просто не говорит. И вот вопрос – почему Гера? Почему он с ночи едет не домой, к жене и детям, а едет к Тае, и помогает ей везти многокилограммовый баул с передачей? Понятно, что в свою очередь, но почему он? Почему не Буянкин, не Мосин, не Бородюк? Почему не эти уроды Замышляев с Сеноваловой? Почему Большой связи свои поднимает, куда-то ездит, деньги тратит, что-то решает, организовывает? Можно глупости подумать, но с Таисией Геру точно ничто не связывает, это даже можно не рассматривать. Ему что, больше всех надо? Самый ответственный? Или это показуха какая-то – вот смотрите, какой я? Да нет, херня какая-то…
И при этом – он даже не знает, как отзывался о нем Степа. А что сейчас адвокат говорит Степе? Рассказывает ли о том, как и кто ему помогает? Изменит ли Плаксин мнение о Большом, когда все закончится? Откроет ли Степе глаза на Геру своя собственная жена, которая сейчас на Большого разве что не молится?
У Виктора не было ответов на эти вопросы.
На суд второй смене попасть не удалось. Все узнали со слов тех, кто там побывал – Мосина и Бородюка, а также от Таи и адвоката Каримова. Моню, кстати, тоже был определен защитник из той же юридической консультации – Каримов это сделал еще на ранних сроках ведения дела. Дополнительно был выделен общественный защитник, от таможни отправили зама Сеноваловой Николая Славина. Представлялось, что все это могло в чем-то помочь. Но не помогло.
Все было понятно почти сразу. Степа по-прежнему от всего отказывался – не видел, не брал. Монь вину признал частично, показания немного изменил, но было уже поздно. Прочие процессуальные действия – допрос свидетелей, прения сторон – прошли очень быстро. Никакие доводы адвокатов во внимание не принимались. Челноки свои показания не поменяли – им терять было нечего, на них стояла «черная метка». С рынка их выперли свои же коллеги, вариантов начать новый бизнес и возить что-то из-за рубежа у них не было никаких. От их показаний обвинение на процессе и отталкивалось. Выступление Славина никому не понравилось – говорил он слащаво и напыщенно, и даже правильные по сути слова в его устах в защиту Плаксина производили, по словам присутствующих, явно противоположное впечатление на суд.
Плаксину дали 5 лет реального срока, Моню – 5 лет условно. На Степу, серьезно похудевшего за эти месяцы, обратились все взгляды. Он обнял жену, перекинулся парой слов с адвокатом, помахал ребятам, и его увели. Настроение у всех было соответствующее. На Моня никто не обращал внимания.
На следующее утро собрались у Каримова – Гера, Буянкин, Виктор и Таисия. Степина жена выглядела вполне нормально – при встрече так и сказала: мол, я в порядке, не волнуйтесь, но Виктор представлял, что ей пришлось пережить в последние сутки.
– Я должен получить на руки документы, – начал Азамат Маратович, когда они поздоровались и расселись. – В целом понятно, что там будет написано. Нам нужно решить, что делаем дальше?
– Апелляция, по любому, – Буянкин почесал нос.
– Это ясно. Куда?
– Как куда? – подалась вперед Тая.
– Можно в областной суд, а можно сразу в Верховный. Предлагаю сразу в Москву.
– А разве не надо все инстанции проходить?
– Нет.
– Но разве мы не можем попробовать выиграть дело здесь, в областном? – Тая не совсем понимала, о чем идет речь.