Чёрные Розы
Шрифт:
— Да, привет! — по-деловому говорит дядя Вадик. Он такой крутой! — И чем вы тут два дня занимались? — по-доброму улыбается он.
«Лесбос, орал, гангбанг, тройничок, футфетиш». — Я скорее под землю провалюсь, чем скажу это вслух.
— Да вот сидим тут, чай пьём, — с улыбкой отвечаю я и даже краснею от смущения.
— Надеюсь, только чай и ничего покрепче, — неудачно шутит мама Сашки, ещё сильнее вгоняя меня в краску. У меня такое чувство, что меня отчитывают. Чёрт, как же я не люблю вот так сидеть и краснеть! В такие моменты хочется провалиться под землю. С ужасом представляю, что будет, если
Трясущимися руками беру чашку и делаю безвкусный глоток холодной воды с мокрой, не заварившейся заваркой. Слава Богу, в пакетики добавляют красители, и вода хоть чуточку окрасилась, но по вкусу это всё та же вода из крана, только с земляничным ароматизатором. Вика смотрит на меня и едва сдерживается от смеха, ей весело, а я, видать, уже красная, как светофор, дальше краснеть некуда.
Нужно срочно накраситься. Где моя тоналка? Тянусь к сумочке и в ворохе конфетных обёрток нахожу свою косметику, но не могу заставить себя начать сейчас краситься. Меня буквально сковывает обстановка.
— А что, больше никого не было? Вы втроём тут были? — интересуется дядя Вадик. Мне кажется, он что-то заподозрил, но виду не подаёт.
Сашкин отец подходит к холодильнику, ставит свою сумку на стол и разгружает из неё продукты.
— Пап, мам, — говорит Сашка. — Девчонкам уже домой пора, нужно к завтрашним урокам готовиться.
— Да что, вы! — одёргивает его мать. — Подсидите ещё немного, пообщайтесь. Вечером их домой отвезёшь.
— Нам, правда, пора, — дрожащим голосом говорю я. Во рту от этой брехни пересохло. Я всё время вынуждена улыбаться и врать.
— Вот видишь, Вадик, — говорит мама Сашки своему мужу. — Не надо было нам приезжать, пускай бы молодёжь пообщалась.
— Да вы здесь ни при чём, — говорю я. — Мы уже и так собирались… — Надеюсь, я опять не сказанула какую-то глупость. Просто под этими взглядами я ничего умного сказать не способна. Чувствую себя провинившейся.
— Па-ап, а можно, я машину возьму, до города их докину… А то отсюда выбираться.
— Конечно, Саш, развези их по домам, — ухмыляется дядя Вадик. — Эх, везунчик ты! Такие красотки тебя окружают! Мне бы твои годы!
— Спасибо, — умиляюсь я и смотрю на Вику. Отец Сашки по-доброму подмигивает нам в ответ.
Мы быстренько одеваемся. На всякий случай я выливаю чай в раковину и выбрасываю в мусор холодные пакетики. Мы выходим во двор и садимся в машину, и тут Вику прорывает, и она начинает ржать.
— Ну, ты даёшь, Мелкая! — у меня уже нет сил просить их не называть меня «Мелкая». Так обидно, что они меня не слушают, и всё время повторять приходится.
А Вика продолжает:
— Саш, ты видел? Она налила холодной воды в кружки и поставила туда пакетики чая — типа, мы чай пьём. Она его даже пила.
Я краснею, не знаю что сказать, пока Вика и Сашка надо мной смеются. Мне так обидно, я хотела как лучше, а это уже какой-то злой смех с обзывательствами.
— Ну, прости, прости Юлечка, — вдруг начинает сюсюкать со мной Вика.
— Мне обидно, что вы надо мной смеётесь, — надуваю губки я. — Называете меня «Мелкой».
— Так ты Мелкая и есть, — говорит Саша. — Ниже меня, ниже Вики.
— Я почти метр семьдесят. На каблуках
— А я на каблуках выше, — улыбается Вика. — Ну-у, не обижайся. — Она обнимает меня и целует в щёку. — Это же безобидная шутка.
Делаю вид, что всё ещё обижаюсь на неё, лишь бы и дальше оставаться в её объятиях. Мне так приятно через одежду чувствовать прикосновения её груди, её идеального тела! Смотрю на Вику, на её лицо и скулы, подбородок, разрез глаз и ресницы, и лоб и линию волос, ушки. У неё такие ушки! Это, наверное, не понять тому, кто не влюблён.
А я люблю каждый миллиметр её тела, каждый волосок, каждую морщинку (если у неё, конечно, есть морщины; просто я пока не замечала). Люблю её руки и длинные пальцы с простеньким маникюром. Вспоминаю, как делала ей педикюр, и внизу становится горячее. Я влюбляюсь в неё с каждой секундой всё сильнее, я хочу её прямо сейчас. Любуюсь её губами. Они не такие пухлые, как мои собственные, но такие чувственные и слегка приоткрытые. Обожаю её язычок, мне нравится чувствовать его у себя во рту. Мысли об оральном сексе и поцелуях заставляют меня постоянно сглатывать. Не хочу расставаться с ней даже на пару часов, хочу постоянно быть рядом. Просто быть, ничего не надо — ни поцелуев ни секса, просто сидеть рядом с ней и держать её за руку. Хочу, наконец, насытиться ею.
Как жаль, что она девушка! Нас никогда не поймут. Нас будут считать ненормальными. Только сердце, оно не слышит аргументов, оно желает любить, оно мечтает быть любимым, оно любит и не выбирает. А я, моя голова, руки, ноги, всё моё тело ему подчиняется. Чёрт, ну что со мной не так?!
— Кого сначала закинуть? — спрашивает Сашка.
— Подкинь нас к дому Юльки, — говорит Вика, — я пешком доберусь.
— Да я могу и тебя завезти, мне не сложно, — отвечает Сашка и поворачивает в сторону моего дома.
— Нет, — отвечаю я, — закинь нас к Вике, я у неё конспект забыла.
Смотрю на Вику, а она на меня смотрит и улыбается, как будто знает, чего я хочу. Как будто мы хотим одного и того же.
— Тебя ждать? — вдруг спрашивает Сашка.
— В смысле?.. — не понимаю.
— Ну, возле дома Вики, пока ты конспект заберёшь.
Не сразу могу въехать в суть его слов.
— А-а-а, нет, не надо, — качаю головой. — Мы ещё у неё посидим.
— Ага, посидим, — улыбается мне Вика. Я чувствую, как её рука скользит мне под бюстгальтер. Я вся сгораю от страсти, а мои трусики уже менять пора, настолько там мокро. У меня дрожат губы, и ком подступил к горлу, я ничего не могу сказать. У меня трясутся руки, и ноги стали ватными. Я не дойду сейчас до её квартиры.
Сашка резко заламывает руль, и мы разворачиваемся к её дому.
Только бы Сашка не заметил моего возбуждения! Но, похоже, он вообще ничего не замечает.
«Сашка-а! Посмотри, у тебя уводят Юлечку!» — мысленно кричу я ему, а сама мечтаю, чтобы меня поскорее увели, отшлёпали и оттрахали во все дырочки. Какая же я развратница!
Глава 25
Сашка подъезжает к дому Вики и паркуется. Вика резко достаёт руку из моего бюстгальтера, а мне так и хочется попросить оставить её там, но я молчу. Видимо, мне всегда придётся молчать, скрывая свои чувства.