Черные тузы
Шрифт:
Перелистывая страницы, Марьясов выразительно морщился. Роман был густо населен самыми отъявленными подонками, садистами и живодерами. Ни одного положительного героя, ни одно мало-мальски приличного персонажа, ни одного хорошего человека. Даже читать противно. Разве что этот сельский учитель старик Комов, он, кажется, хороший. Марьясов вытащил из бумажного стаканчика шариковую ручку и стал её покусывать, раздумывая о литературных героях нашего времени. Этот Комов, вроде, ничего. На первый взгляд, действительно приличный человек. Пенсионер, ветеран труда, заслуженный
С другой стороны, Комов одинокий, бездетный, заняться ему нечем. Вот он и возится себе в удовольствие со шпаной. От собственного безделья занимается с этой публикой. Впрочем, трудно понять, хороший ли человек учитель Комов, потому что его убивают ещё в самом начале романа, буквально на первых страницах. Трудные подростки, которым пенсионер посвящал столько времени, давал деньги взаймы, развлечения ради замучили, запытали старика Комова до смерти. Образ заслуженного учителя померк, так и остался до конца нераскрытым. Нет, читать обо всех этих кровавых ужасах это невозможно. С души воротит. Марьясов закрыл книгу и отложил её в сторону.
Господи, как долго тянется время, как бесконечно долго оно движется. Побродив по кабинету, Марьясов распахнул стеклянные створки стеллажа, стал разглядывать этикетки, приклеенные к видеокассетам. Большинство фильмов он не смотрел, коробки с кассетами стоят тут месяцами, пылятся. Пожалуй, хорошее решение – посмотреть какое-нибудь занимательное кино. Он уже потянулся рукой к коробке, но последнюю секунду передумал, отдернул руку. После того трагического случая, когда пресс-секретарю Куницыну прямо на рабочем месте взрывом оторвало пальца на обеих руках, Марьясов из суеверного страха не прикасался к видеокассетам. Ведь, если вспомнить, взрыв прогремел именно в тот момент, когда Куницын доставал какую-то видеокассету из футляра.
Конечно, в одну воронку снаряд дважды не падает. Это с одной стороны. А с другой стороны, береженого Бог бережет. Марьясов отступил от стеллажа, распахнул дверь в приемную и убедился, что секретарша ушла. Оставшийся в одиночестве охранник, допил чай и уткнулся в разложенную на столе газету. Марьясов почесал подбородок.
– Володя, сейчас ко мне придет один молодой человек, ну, Трегубович. Ты его знаешь, видел его. Пропусти. И внизу ребятам скажи, чтобы пропустили.
– Будет сделано, – охранник кивнул головой.
– И вот ещё что, – Марьясов поманил охранника пальцем. – Володя, иди поставь мне какую-нибудь кассету.
– Что-что? – не понял тот.
– Ну, иди сюда.
Марьясов скорчил недовольную гримасу, пропустил охранника в кабинет и, показав рукой на стеллаж с видеокассетами, отошел на безопасное расстояние, в дальний угол, к самому окну. Володя, не понимая, чего от него хочет начальник, опустив руки по швам, хлопал глазами.
– Вон в шкафу кассеты, – терпеливо объяснил Марьясов. – Видишь? Выбери какой-нибудь приличный интересный фильм. На свое усмотрение. Я ведь кино не смотрю, совсем в этом ничего не понимаю. Вот ты мне и выбери фильм, поставь кассету в видеомагнитофон. А потом иди и читай свою газету. Теперь усек?
– Усек, – радостно кивнул Володя, понявший, наконец, что от него требуется, и стал тыкать пальцем в видеокассеты, выбирая фильм на свой вкус. – Вот хорошая картина. На одном дыхании смотрится.
Он взял кассету, повертел её в руках, стал вытряхивать из коробки. Марьясов, не желавший выдавать своих страхов, зажмурил глаза, отвернулся в сторону, сделав вид, будто разглядывает что-то за окном. Наконец, он услышал музыку, голос переводчика. Нервы просто ни к черту.
– Все готово. Включил.
Володя показал пальцем на мерцавший телевизор и исчез, плотно закрыв за собой дверь. Марьясов сел в кресло, положил ноги на стол и уставился на экран. То и дело он отрывался от зрелища и глядел на часы, но время, кажется, остановилось. Нужно набраться терпения, отвлечься от дурных мыслей, сосредоточиться на кинокартине. Скрестив руки на груди, Марьясов смотрел в телевизор, стараясь разобраться в сюжете фильма, понять, что же происходит. Вот какой-то раздетый до пояса мужчина, накинув на плечи простыню, мечется по старинному дому, натыкаясь на мебель. Человек что-то кричит, брызгает слюной, стонет.
А вот оно что, в голую спину мужчины воткнут по самую рукоятку нож. Ничего себе, бегает с ножом в спине и хоть бы что. Человек повалился грудью на пол, завернул руку за спину. Издавая душераздирающие вопли, он старается вытащить нож, извивается, корчится от боли, но ничего не получается. Наверное, этот нож имеет слишком длинный клинок, сидит глубоко в теле. Все усилия тщетны, бедняга умирает, кровь пошла горлом, забрызгала простыню, неровной лужей разлилась по блестящему паркету. Да, мучительная смерть.
Другой герой картины, худой, как жердь, физиономия мрачная, съехавшая набок. Глаза потухли, словно у покойника. Сразу понятно – негодяй высшей пробы. В полутемном подвале, где темные капли влаги точат сводчатый потолок, бетонные стены, падают с потолка, злодей пристроился на полу, согнувшись в три погибели, копается в каких-то железяках. Откладывает в сторону хромированные щипцы и клещи, спрашивает у самого себе: «Тебе нравится боль, нестерпимая, адская боль?». И сам себе отвечает: «Да, она мне нравится. Как я люблю боль. Люблю, когда другим больно».
Криво усмехаясь, негодяй уже запускает, раскочегаривает, заводит тронутую кровавой ржавчиной бензопилу. Очевидно, желает нарезать отбивных из того несчастного, что валяется с ножом в спине в одной из верхних комнат. Ну и фильм, ничего себе развлекаловка. Что за извращенный вкус у этого охранника? Сказали же ему, поставь интересное развлекательное кино, а он что включил? Придурок недоделанный. Все словно сговорились, решили доконать Марьясова, каждый по-своему расстроить его нервы. Он сбросил ноги со стола, встал из кресла, выключил видеомагнитофон и телевизор. Неслышно ступая по ковру, снова принялся бродить по кабинету, то и дело поднимая голову, смотрел на круглые часы на стене.