Черными нитями
Шрифт:
— В этом есть и твоя вина, — холодно заметил Кирион. Кай вздрогнул. Не было вины. Да, он и дрался, и лгал, и сбегал со службы, но он же не стал ноториэсом. Такое поведение бросало тень на главу восточной Церкви, но не могло стать причиной его падения.
— Была, — отрезал Кирион и отвернулся.
— Ты готов исповедаться? — спросил отец. Слова звучали холодно, взгляд остался равнодушен — ну конечно!
— Не в этот раз, — ухмыльнулся Кай и сразу одёрнул себя. Не так надо. Отец ни за что не поможет, если не поверит ему. — Но оно мне скоро понадобится, отец, — Кай
— Да, мне тоже есть о чём поговорить с тобой и Рейном. Но ему, кажется, уже не до меня, — отец переложил метлу из одной руки в другую и вздохнул.
— Я и пришёл, чтобы поговорить об этом.
Отец кивнул.
— Хорошо, идём. В Церкви ещё никого.
«На то и расчёт», — холодно подумал Кай. Он снова склонил голову, пока отец смотрел на него, а стоило тому отвернуться, выпрямился и цепко огляделся.
Свет был белым-белым, воздух ещё не прогрелся после ночной прохлады. Надо успеть поговорить, пока другие церковники не пришли.
Внутри горели триста три белые свечи — Кай, скучая на проповеди, всегда считал их. Когда солнце достигнет зенита и проникнет через купол из разноцветного стекла, образуя на полу причудливые узоры, их погасят, а вечером зажгут вновь.
По белым стенам тянулись узоры, которые переплетались и издалека напоминали клубок змей. Начиная от входа, стояло несколько рядов скамей, обращённых к алтарю. На возвышении было отведено место для церковников, а за их спинами стояли две каменные статуи — Яр и Арейн, первый из его соратников, основатель Церкви.
Кай подошёл поближе. В детстве он любил разглядывать их. Прошло восемь лет, как он последний раз бывал в Восточной Церкви, и ничего с тех пор не изменилось.
Яр был таким же, как его всегда изображали — подняв подбородок чуть выше, чем следовало, он смотрел прямо и уверенно и крепко сжимал змею.
Арейн, наоборот, отличался. В других церквях и на улицах возводили статуи, где первый из соратников в одной руке держал книгу, а другую протягивал каменному ворону. Здесь же Арейн сам был воином: правой он грозно сжимал меч, а левой, как и Яр, сдавливал змею.
Дети Аша говорили, что на самом деле это не символ демонов, а символ той борьбы, через которую пришлось пройти братьям, а также двойственного начала каждого человека.
— У тебя есть татуировка змеи? — тихо спросил отец, вставая позади.
Кай медленно кивнул и провёл пальцами по левому предплечью. Он сделал татуировку со злости, вскоре после того, как отец выгнал его из дома, и ему осталось только ночевать то на улицах Канавы, то в доме кого-нибудь из Детей Аша. Он хотел стать частью тех, кого так ненавидел и боялся отец и вся эта Церковь. А потом ни один из них не пришёл за ним в Чёрный дом. Только крысы. Тогда на теле появилась вторая татуировка.
— Я уже давно не с ними, отец.
— Почему?
Кай снова взглянул на каменного Арейна. Отец говорил, что их род шёл от него. Считалось, что Арейн был самым спокойным и мудрым из всех соратников Яра. И ни черта он не передал своим потомкам. Кай быстро выпалил:
— Когда я узнал, что инквизиторы идут за ними, побежал предупредить. Я не успел сбежать, меня схватили. И никто не пришёл за мной. Как и ты.
Кай резко развернулся к отцу, и гнев сразу утих. Перед ним стоял просто старик, лишившийся всего. Поношенная чёрно-белая одежда, тёмные с проседью волосы. Ничего он не мог дать тогда и не сможет дать сейчас. Ни к чему пытаться услышать то, что не будет сказано.
— Ждёшь слов, а сам сказать можешь? — ехидно спросил Кирион.
— Я думал, что ты мёртв, Кай. Я был в Чёрном доме, просил, чтобы твоё тело отдали, хотел похоронить по обычаям. И мне отдали — тело какого-то мальчишки с раздавленной головой. Что я должен был сделать? За кем мне надо было идти — за призраком?
Кай так крепко сжал зубы, что челюсти заныли. «Да!» — хотелось прокричать в ответ. Он ждал, так долго ждал хоть кого-нибудь и верил, каждую минуту, секунду представлял, что дверь вот-вот откроется, и там покажется отец, а может, Рейн. Но входили только инквизиторы — для пыток, для боли. Да, ни отец, ни Рейн не знали, что он там, в подвалах, и винить их не стоило. Но надежда ведь была, всё маячила перед глазами, а затем умерла — вместе с очередным ударом, ожогом или проколом — и оставила только пустоту.
— Не пустоту, — послышался упрямый голос Кириона. — Будь у тебя в душе только пустота, ты бы не злился так. Ты бы не стоял здесь даже. Не говорил.
Кай прикрыл глаза. Всё это в прошлом. Ни к чему разжигать потухший костёр. Он здесь за другим.
— Ты прав, отец. Что было, то было. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Мне и Рейну.
Кай прошёл к скамьям и сел на второй ряд. Казалось, каменные Яр и Арейн проследили за ним.
— Кай, что происходит? Я видел, — отец замолчал и устало всплеснул руками, хотя взгляд по-прежнему оставался холодным и строгим. — Там, во дворце, это был Рейн?
Кай вздохнул. Он даже не надеялся, что отец не знал об избрании нового короля. О том, что во главе Кирии встанет ноториэс, гудели все улицы. Люди постоянно шептались, они то смеялись, то бросали проклятия.
Вир верил, что чем сильнее лицийцы не принимают Рейна сейчас, тем больше будут любить его потом. Он говорил, что это закон толпы — сначала они что-то ненавидят, а после страстно начинают желать.
— Да, отец, — Кай выпрямился и почувствовал себя увереннее. Правда не была его опорой, а вот сплетать ложь он научился. — Когда я пришёл домой, ты спросил, как мы с Рейном нашлись. Я тогда не ответил тебе. Правда в том, что мне стало известно, инквизиторы затевают заговор. Я хотел предупредить Рейна.
Отец подобрался. Холод в глазах стал сильнее, руки нервно сжали подклад куртки.
— Ригард В-Бреймон хочет уничтожить Совет и взять власть в Кирии в свои руки. Для этого ему нужен подставной король. Он выбрал Рейна, так как он из благородного рода, а еще верный и готовый на многое. Рейн знал об этом, но думал, что сможет выпутаться. Он хотел вернуть нам всё.
Кай вздохнул. Вернул он, ага. Из-за этого чертового братца теперь и ему пришлось начать отдавать то немногое, что у него было.