Черный амулет
Шрифт:
Она обежала всю квартиру, осмотрела холодильник. Не было заметно, что мать возвращалась с базара. Никаких приготовлений к варке деликатеса из баранины.
Горячий ужас плеснулся в гортани.
Растекся по телу. Мозг сам подсунул дьявольскую схему: дед – бабка – мать. Нет, не может быть. Не может быть!
Катя почувствовала, как подкашиваются ноги. Чтобы не упасть, опустилась в кресло. «Спокойно, нужно взять себя в руки, – сказала сама себе. – Так и рехнуться недолго. Надо же было такую галиматью изобрести:
Немного успокоившись, Катя решительно натянула любимые оранжевые джинсы – надо носить, пока еще налезают.
В который раз спросила себя: «Что я скажу маме с папой, когда они заметят живот? Это случится скоро, очень скоро!»
Она натянула свитер, кроссовки, вязаной полоской прихватила волосы на голове. О беременности Катя хотела рассказать родителям с того дня, как сама о ней узнала.
Но все тянула время. Дожидалась, что выяснятся причины исчезновения дедушки и бабушки. Родители взвинченны, нервы без того на пределе, а тут еще она со своей беременностью!
А цвет кожи ребенка? Кофи – мулат.
То есть сын белого и черной. В Кофи половина негритянской крови. Но внешне он очень мало отличается он стопроцентного чернокожего. С первого взгляда ясно: Кофи Догме – негр.
Катя еще в институте узнала, что у европейца и японки непременно появится ребенок, почти не отличающийся от японца. От европейца и азиатки всегда родится азиат.
И у нее, Кати, будет сын, о котором никто не скажет, что он – белый. У африканца от европейки всегда родится африканец. Вот так подарочек папе с мамой: темнокожий внучек!
На улице царил погожий сентябрьский день. Десяток облачков гонялись за солнцем, но оно пока ускользало. Пригревало носы и плечи. Люди на остановке казались нарядно одетыми, довольными и бодрыми. Когда облачко закроет солнце, эти же люди сразу станут серой угрюмой массой.
Что сказать родителям? Кофи на ней женится? Они ни разу не заговаривали об этом. Она пыталась расспрашивать Кофи о планах на будущее, когда он закончит институт. Он отшучивался. Скорее всего сам не знает.
Неопределенность. Хорошо хоть в одном ясность: Кофи признавался, что любит ее. Катя верила этому. Он казался ей искренним. Нет, в нынешнем состоянии родителей нагружать такими проблемами нельзя.
Через две остановки Катя вышла из троллейбуса. В отличие от ее квартиры, звонок на воротах не работал, однако в ответ на нетерпеливый Катин стук немедленно послышалось старческое кряхтение:
– Иду, иду…
Когда она сбивчиво объяснила старому сторожу, кого ищет, он провел ее через большой захламленный двор и указал на одну из дверей.
Через минуту Катя Кондратьева стояла в желтом сумраке циркового зверинца.
Ее глаза еще приспосабливались после солнечного света, а Кофи Догме уже несся по посыпанному опилками проходу и орал:
– Катька! Моя Катька пришла!
Он
– Ты с ума сошел… – Она делала вид, что вырывается из его объятий. – Ребенка задавишь!
«Конечно, любит! – кружилось в голове радостное подтверждение. – Конечно, женится!»
Услыхав о ребенке, Кофи схватил одну ее руку и перецеловал по очереди каждый ноготок. Потом он то же самое проделал со второй рукой. Она, смеясь, поглаживала курчавый ворс на его голове.
– Пойдем, – увлек он ее за собой. – Жеребенка покажу.
У Кати само вырвалось:
– А маме показал вчера?
– Ну конечно! – воскликнул Кофи. – Она разве тебе не рассказывала? Ей очень понравилось. Пока я чистил слоновник, она забралась прямо сюда, видишь? Голова жеребенка лежала у нее на коленях.
Строптивая испытала к Елене Владимировне такое доверие, что тут же уснула…
Смотри, смотри, вот он встает на ножки.
Ты тоже можешь пройти и погладить…
Глаза Кати потухли.
– Подожди, Кофи, – серьезно сказала она.
Улыбка медленно стерлась с черного лица вождя. Он встревожился:
– Что случилось?
– По-моему, мама вчера не вернулась домой. Она исчезла, Кофи! – Катя разрыдалась. – Она пропала так, как пропали дедушка с бабушкой… Что же это за проклятие над нами? Кофи!
– Как пропала?! Ты несешь чепуху! – Кофи осторожно отстранил Катю от своей груди и заглянул в мокрые зеленые глаза. – Этого не может быть!
– Про дедушку с бабушкой тоже так говорили: «Не может быть!» А потом их фотографии появлялись в розыске… Когда она ушла отсюда?
Кофи наморщил лоб, мучительно вспоминая.
– В шесть? Нет, не в шесть, а чуть позже… Примерно в половине седьмого!
– Господи! У меня такое чувство, что этот кошмар не прекратится до тех пор, пока мы все не пропадем! – вскричала Катя.
Она вновь припала к груди черного друга и затряслась в рыданиях. Кофи стоял, не зная, чем помочь. Как истукан.
И лишь гладил волнистые рыжие волосы.
И лишь повторял:
– Катенька, Катенька, любимая моя, Катюша…
15
Звонок звучал почти непрерывно. Требовательно. Теряя на ходу домашние тапочки, Катя ринулась в прихожую. «Мама! – ликовала ее душа. – Ма-ма!!!»
Она, однако, не забыла посмотреть в глазок… В сером свете лестничной площадки стоял Борис.
– Пойдем, поможешь отцу подняться, – только и бросил младший брат и заскакал по ступеням вниз.
«Папа! Что с папой?» – хотела крикнуть Катя, но не смогла. Сейчас она все узнает. Босая, она помчалась по лестнице.
На скамейке у подъезда сидели извечные Пуня, Ганя и Фоня. Судьба давно не преподносила им такого подарка. Три замотанные платками головы, не отрываясь, глядели, как подъехали «Жигули»