Черный амулет
Шрифт:
Кондратьевых. Если бы пенсионерки разбирались в продукции Волжского автозавода, то немедленно охарактеризовали бы машину как «шестерку» цвета «липа зеленая».
Из машины выбрался младший отпрыск Кондратьевых и, не здороваясь, влетел в подъезд. На заднем сиденье полулежал его отец.
– Видали? – спросила Фоня. – Васька-то опять нализался.
– А что ему? – отозвалась Ганя. – Фирму стережет. Денег куры не клюют.
– Тише, девочки, – напомнила Пуня. – А то еще услышит. Васька – мужик крепкий. В любом
Из подъезда один за другим вылетели дети Кондратьевых. Стали вытаскивать из машины отца. Василий Константинович, видно, крепко перепил. Он едва держался на ногах и ничего не соображал.
– Ох, и задаст ему Ленка, – с надеждой произнесла Фоня.
– Да уж за такое скотство как не задать, – согласилась Ганя. – Девчонка ихняя аж босая вынеслась…
Больше всех возмутилась Пуня:
– Это же надо! В пятьдесят шесть лет на глазах собственных детей так себя вести! Позор!
Василия Константиновича кое-как втащили в квартиру. Борис и Катя обливались потом. Усадили отца в кресло.
– Ты мне скажешь наконец, что с ним? Напился?
Борис стоял перед сестрой безмолвный. Сворачивал и разворачивал фантик от конфеты. Наконец он выдавил. Как робот, без интонаций:
– Напился. Где мама?
Она выхватила из рук брата фантик.
Стала сворачивать и разворачивать. Решила воспользоваться своим старшинством:
– Мама вышла куда-то. Говори, что с отцом! Он никогда так не напивался.
Вместо ответа Борис спросил:
– У нас водка есть?
И пошел на кухню. Достал из холодильника початую бутылку. Приложил к губам.
– Ты что делаешь, идиот? – Катя выхватила у брата бутылку. – Ты ж за рулем! Что за вакханалию вы устроили?!
– Отстань, дура! Не поеду ни в какой гараж. Оставлю тачку возле дома.
Борис грубо оттолкнул сестру и отобрал бутылку. Сделал несколько глотков.
– Ты можешь наконец объяснить, что произошло? Дедушка с бабушкой нашлись?
Борис смерил ее тяжелым взглядом.
Так он никогда на Катю не смотрел. Сказал:
– Дед не нашелся. Бабушка нашлась.
– Да?!
Катя запрыгала от радости. У ее семьи появился шанс.
– Да.
Борис снова приложился к бутылке.
Катя никогда не видела, чтобы он так пил. Из горлышка, без закуски. Она потребовала:
– Что с бабой Любой? Говори немедленно!
Водка сделала свое дело. Борис перестал быть роботом. Он скривил губы. Из глаз хлынули слезы. Как в далеком детстве, он бросился сестре на шею. Она поняла, что бабы Любы нет в живых, прежде чем брат, всхлипывая, сказал:
– Она умерла! Ее убили! Мы нашли ее…
Борис оттолкнул Катю и бросился в туалет. Она услышала звуки жуткой рвоты. И осталась стоять посреди гостиной.
Ломая пальцы. Тушь потекла с ресниц вместе со слезами. Катя Кондратьева походила на
Она услышала звуки льющейся воды.
Брат уже был в ванной. Пытался привести себя в порядок. Умывался, полоскал рот.
– Кто убил? За что? Где вы ее нашли?
Борис повернул красное измученное лицо:
– Кто, за что – никто не знает. Мы нашли ее… Катенька, это так страшно.
Бориса опять сотрясали рыдания.
В кресле пошевелился Василий Константинович. Он пытался встать.
– Папа, папочка, посиди, – бросилась к нему Катя. – Сейчас я тебе постелю.
Она схватила плачущего брата за руку и потащила за собой в родительскую спальню. Здесь Борис рухнул на колени.
Уткнулся лицом в подушку Елены Владимировны. Быстро разобрав постель, Катя устремилась за отцом. Ей пришлось буквально взвалить его себе на плечи.
– Сейчас, сейчас, – всхлипывал Борис, помогая Кате раздеть отца.
На кухне Катя попросила закурить.
– Рассказывай, наконец!
– Я так не могу! – взмолился Борис. – Давай сперва по рюмочке.
Она пододвинула бутылку.
– Пей. Мне нельзя. Я беременна.
Борис застыл с водкой в руке. Потом медленно осел на табуретку. Прошептал:
– От кого?
– Кофи любит меня, – вместо ответа сказала сестра. – Что произошло с бабулей?
– Тузик, – брат опять зарыдал. – Тузик лаял…
– Тузик – дворовый пес, ему положено лаять, – сказала Катя, пережидая плач двадцатилетнего парня, и вовсе не к месту спросила: – Кстати, его хоть кормит там кто-нибудь?
– Ну конечно, – ответил брат, борясь с рыданиями. – Григорьевна, соседка, и за птицей присматривает, и Тузику жрать носит…
Совершенно механически Катя пробормотала:
– Понятное дело. Григорьевне все достанется. Не переедем же мы в Васнецовку жить.
– Понимаешь, он все время лаял не в сторону улицы, а в сторону озера, – не слушая сестру, сказал Борис. – Лаял до хрипа, срывал глотку, некоторое время выжидал, а потом опять… Тогда я предложил папе спустить Тузика с цепи.
– И что?
Катя Кондратьева сидела с бледным лицом, сжав губы. Словно в коконе ужаса.
Куда бы она ни пошла, ужас теперь будет с ней.
– Тузик стал прыгать вокруг туалета.
Он буквально сходил с ума. Я открыл ему дверь. Тузик залез в сортир и стал лаять вниз, в дырку. Я потянул доску с дыркой.
Она была кем-то оторвана, а потом прилажена на место…
Катя поднесла ладонь к губам. Она все поняла. Борис опять зарыдал.
– Ее сразу туда или сперва убили?
Сквозь слезы Борис продолжил рассказ:
– Ее сложили в полиэтиленовый пакет и увезли на судмедэкспертизу. Месиво, свисающее с костей. Сразу – ни один эксперт ничего не поймет… Приезжала специальная бригада, яму вычерпали до дна, но деда не нашли…