Черный амулет
Шрифт:
Автобус прожил долгую жизнь в Германской Демократической Республике, за бесценок был куплен мэрией Петербурга и служил теперь гражданам новой России. Из выхлопной трубы автобуса вырывались нездоровые черные клубы. Передвигался этот ветеран с кряхтеньем и уханьем.
Так у старой клячи екает на ходу селезенка.
24
Кофи ввалился в узкий тамбур. Он не в силах был говорить членораздельно. Его всего била крупная дрожь. Василий Константинович с подгибающимися от ужаса ногами схватил
– Где Катя? Что с Катей? Отвечай, немедленно отвечай!
Правая нога молодого вождя приподнялась. Согнулась в колене. Отошла назад.
– Катя… Помогите! – продолжал молить Кофи, ничего не соображая. – Там с Катей…
Он нанес сокрушительный удар. Острое колено вошло в живот с такой силой, что полковник не только сложился пополам. Его ноги на секунду оторвались от земли. В следующее мгновение полковник в отставке корчился на цементном полу.
Вождь спикировал на него. Черный кулак с размаха опустился на седой висок. Удар! Еще удар! Кофи приподнял седую голову за уши и с силой опустил.
Раздался стук затылка о цементный пол.
Какое-то время вождь сидел на корточках возле тела. Его глаза горели в полумраке тамбура.
«Месть! – звучала в душе сладчайшая из песен. – Месты Святая месть!» Словно аккомпанементом все громче делалась дробь священных барабанов: «Трам-тататам, трам-тата-там, трам-тата-там-та-трамта-там!»
Не в силах больше усидеть от возбуждения, Кофи вскочил на ноги и произвел несколько па из ритуальных праздничных танцев народа фон. Затем метнулся к входной двери. Захлопнул ее.
После чего вернулся к бездыханному телу и поволок его под мышки из тамбура в широкий и очень темный коридор. Из коридора налево и направо большие двери вели в складские помещения. Кофи разомкнул руки, и Василий Константинович рухнул. Вождю пока не требовались склады. Необходимо было кое-что иное.
Некоторое время Кофи метался в темноте в поисках раковины. Ему удалось найти туалет по запаху. В России в туалетах такая вонь, что иди на нее и не ошибешься.
Он вновь подхватил полковника. Подтащил к урчащему унитазу. Приподнял так, чтобы грудь лежала на краю унитаза, а голова свешивалась вниз.
Кофи достал из джинсов перочинный ножик. Раскрыв, принялся отпиливать правое ухо Василия Константиновича.
Кровь тонко струилась между пальцев.
Заливала лицо, красила седые волосы.
Капала вниз. И тут же уносилась в городскую канализацию.
Отпилив теплое, мягкое правое ухо, Кофи отпилил точно так же левое. Он уже знал толк в ушах. Самыми изящными были, безусловно, ушки Елены Владимировны. Самыми большими были уши деда Константина.
Упрятав пакет с ушами за пазуху, вождь покинул туалет и отправился в складские дали. Разумеется, на всех дверях висели здоровенные замки. Кофи даже знал русское слово для запоров таких размеров и веса: «амбарные». Отставной полковник охранял не сами материальные ценности, а широкий коридор на подступах к ним.
Света в коридоре не было.
«Зато во всяком
В кладовочке он нашел то, что хотел.
Тяжеленный русский лом.
– Против лома нет приема! – произнес Кофи и расхохотался. – Если нет другого лома.
Он был счастлив. В голове гремели барабаны судьбы. Словно по наитию свыше, он пошел вдоль коридора. Дойдя до первой двери, на ощупь вставил острый конец лома в дужку замка и взялся за другой конец. Как следует приналег мускулистым плечом.
Дужка амбарного замка, конечно, выдержала. Но из двери вырвалась скоба.
Распахнулись обе створки. Молодой вождь нащупал на стене выключатель. Он невольно зажмурился, когда вспыхнули два десятка люминесцентных ламп.
Помещение было, мягко говоря, не маленьким. Все заставлено большими ящиками, сбитыми из неструганых досок.
Должно быть, какие-то станки.
Вождь выключил свет. Вышел. Сорвал замок с соседней двери. Распахнул. Зажег. Посмотрел. Здесь, похоже, хранились только продукты питания. Мешки, мешки, мешки. Сахар, мука, крупы, макароны.
Он вернулся в коридор. Вскрыл третий склад. Ткани в рулонах. Отлично.
Мельком прочел красный плакат на стене: «ООО „Тоусна“ – оптовая торговля всем, что вам угодно!»
С ломом наперевес Кофи Догме методично обошел весь бескрайний коридор.
Он не пропустил ни одного амбарного замка. Он осмотрел все складские помещения.
В мешок из-под сахара полковник не влезет. В рулон ткани его аккуратно не завернешь. Хорошо бы запихнуть Василия Константиновича в упаковку какогонибудь станка, но непонятно, куда деть сам станок.
С минуту Кофи вспоминал, как в родном Губигу ускоряют кремацию покойников. Заворачивают трупы умерших в старые пальмовые циновки, которые прекрасно горят.
Но большой пожар не входил в его планы. Большой пожар – всегда большой шум. Большой шум – большой шухер.
Всюду пикеты, наряды, посты, патрули и засады.
Наконец Кофи улыбнулся так широко, что в темном коридоре стало светлее от блеска его зубов. Хорошие мысли приходят не часто. Он побежал в туалет. Безухая голова полковника свешивалась в унитаз. Из ушей все еще текла кровь. Отрезанные уши выглядят, как пулевые отверстия.
25
Катя смотрела на фонарные столбы.
Светил лишь один из них. Зато оба были кривые. За спиной шумело Волховское шоссе. Впереди тянулась улица с остатками асфальтового покрытия. Вдоль улицы тянулась стена с колючей проволокой наверху.
Девушка то и дело посматривала на часы. Вот-вот должна была приехать милиция. Если уж Катя успела добраться сюда на автобусе, то милиция на быстроходном немецком полисмобиле примчится с минуты на минуту.
Шевельнулась мысль: «Хорошо было бы позвонить еще раз». Так бывает с междугородными разговорами. Делаешь заказ и ждешь. Проходит час, другой. Опять набираешь «07». Телефонистка недовольно ворчит: «Линия все время занята!»