Черный амулет
Шрифт:
«Зачем он мне все это рассказывает? – мучительно размышлял Амбарцумян. – Либо хочет сохранить мне жизнь, чтобы я впоследствии мог поведать о его подвигах. Либо откровенничает с человеком, которому уже вынес смертный приговор…»
Седьмая модель «Жигулей» цвета «мокрого асфальта» приближалась к международному аэропорту «Пулково». Вдали уже виднелось крытое модерновое здание аэропорта и гигантский паркинг перед ним.
– Ставь вон туда, – приказал вождь, пытаясь освоиться в непростой обстановке.
– Может, лучше зарулить в центр
Амбарцумян почувствовал, как сжалась и тут же разжалась на его глотке удавка. Это было, очевидно, знаком одобрения.
Он загнал «Жигули» в самый центр парковочной площади.
– Имей в виду, – предупредил Кофи Догме, – если ты побежишь, я настигну и убью тебя прежде, чем кто-нибудь захочет тебе помочь. Твоя смерть мне будет дороже собственной жизни!
Леонид Игнатьевич вытащил ключи из замка зажигания, посмотрел убийце в глаза и сказал:
– Я сейчас залезу в багажник, а вы свяжете мне руки и ноги, чтобы я не мог стучать. Да я и не буду стучать. И кричать не стану, хотя вы, конечно, можете мне и кляп в рот вставить. Я беззвучно пролежу не меньше двух часов. Я терпеливый.
– О'кей, – молвил вождь и вдруг спросил: – Какой у тебя размер?
– Чего размер? – обмер от страха эксперт.
«Черт его знает, этого маньяка, – может, от меня что-то отрезать вздумал!»
– Обуви.
– Сорок четыре.
– Снимай. Поменяемся.
С этими словами вождь свободной от удушения рукой принялся расшнуровывать свои забрызганные кровью кроссовки.
Леонид Игнатьевич нагнуться из-за удавки не мог, поэтому стал извлекать ноги из туфлей, деликатно придерживая носком пятку. Эксперт не знал, что и думать. В гражданскую войну приговоренных к расстрелу заставляли сперва разуться.
– Я снял. Берите, – сказал он.
Салон «Жигулей» наполнился ароматом двух пар давно не стиранных мужских носок.
– На, надевай мои.
Леонид Игнатьевич почувствовал, как с резинового коврика под его ногами исчезли новые туфли фабрики «Ленвест».
Взамен на коврик брякнулась пара кроссовок. Эксперт кое-как всунул в них ноги.
– Надел, – доложил он.
– Итак, ты знаешь, что за последние двадцать дней я замочил семерых, – с улыбкой напомнил вождь. – Поэтому без фокусов.
– Простите, – в который раз белея, прошептал Амбарцумян. – Как семерых?!
Пока ваших жертв было пять.
В ответ в глазах убийцы сверкнула такая ледяная сталь, что Амбарцумян сам себе поклялся тихонечко лежать не два, а целых три часа.
– Я оставил вашему следствию сюрприз, – ухмыляясь, произнес наконец Кофи. – Еще пару трупов.
Эксперт ощутил нервное поерзывание удавки на своей шее.
– Кого вы еще угрохали, Догме?
– Я выступил в роли санитара и уничтожил двух разносчиков заразы, – пояснил вождь. – С точки зрения великого белого гуманизма это, конечно, недопустимо, но – нам, дикарям, можно многое простить.
– Где они лежат?
Леонид Игнатьевич выдохнул эти слова едва слышно, и вождь переспросил:
– Что?
– Где вы оставили тела?
– Там же, где нашел. В одной заброшенной церквушке. Как видите, я всеми силами стремлюсь помочь следствию…
Кстати, там чужой портфель с моей любимой рубашкой, моими голубыми джинсами и курткой. Портфель я взял в кабинете патологоанатома. Впрочем, как и этот костюм, и эту шляпу. Только обувь не подошла. Теперь патологоанатом сможет ходить в моей одежде… Но хватит болтать. Вперед!
Удавка исчезла в кармане плаща. Леонид Игнатьевич вышел из машины. Открыл багажник. Отодвинул канистру, запасной маслофильтр и знак аварийной остановки. Отставил подальше фляги с моторным маслом и тормозной жидкостью. Сложил буксировочный трос в кучку – вроде подушки.
Вождь не спеша огляделся. От здания аэропорта их закрывала крышка багажника. В машинах, стоящих поблизости, он не обнаружил ни души. Если там и находились водители, то, пожалуй, они спали.
Эксперт Амбарцумян с неожиданным проворством забрался в багажник и свернулся калачиком.
«Чем же его вязать? – подумал Кофи. – Удавку на это дело пускать жалко…» Под ним покорно лежал на боку лысый дядька в очках.
Не говоря больше ни слова, вождь захлопнул крышку багажника, вытащил ключи и, поправив на голове шляпу, направился к зданию международного аэропорта «Пулково».
54
Мощные вентиляторы отсасывали воздух с такой быстротой, что в полуметре от курильщика совершенно не пахло дымом.
Звукоизолирующее стекло аэропорта «Пулково» едва впускало в здание рев турбин.
Серебристые лайнеры взлетали и садились бесшумно, словно миражи. У двух стоек аккуратные таможенники копались в багаже пассажиров рейса 2663 СанктПетербург – Баку. Толпа в несколько сот человек гудела на азербайджанском языке.
Да только что сейчас выкопаешь в багаже? На таможне кризис жанра. То ли дело годков этак восемь или даже пять назад. Все что-то пытались вывезти, а таможня старалась ничего не пропустить.
Утюги, соковыжималки, столовое серебро, льняные полотенца, старые книги, не говоря уже об иконах, наркотиках и валюте, – ловкий таможенник мог заработать на чем угодно.
А сейчас? Ну какой идиот повезет в Баку утюг? Какой идиот повезет туда наличные доллары? Все стали умные. Доллары порхают между банками по электронным каналам. Плевать банкам на границы и таможенников.
Приезжаешь в Баку, идешь в «Банк оф Каопи» и снимаешь со счета свои кровно заработанные, отмытые, укрытые от налогообложения. Потом идешь в соседний магазин и покупаешь утюг. Дешевле и лучшего качества, чем в Питере. Потому что делали этот утюг не питерские алкаши под громкой вывеской совместного предприятия, а непьющие мусульмане из Турции или, скажем, Индонезии.