Черный амулет
Шрифт:
— Когда, я спрашиваю?!
И Колокатов уже не почувствовал, а услышал удар по своей щеке.
— Сегодня, — одними губами выдохнул он.
— Во сколько?!
— Не знаю… Скоро… Сейчас…
— Спекся, — сказал Плетнев. — Звони в прокуратуру, а я на машине — туда!
— Я с тобой! Но он не ответил, кто ему транспорт обеспечил!
— Ты что, ненормальный?! — заорал уже на Щеткина Плетнев. — Какой, к черту, транспорт?! Потом будете «колоть»! Время кончается!
— Ладно, пусть здесь пока валяется… Успеем еще… Бежим!
Грозов ехал в Перово. Аня, сидя на заднем сиденье, слушала песню, тихо подпевая
Он смотрел на нее в зеркальце заднего обзора и даже слегка удивлялся тому, что, зная теперь наперед каждый ее шаг, каждое движение руки, каждый поворот тела, каждое слово, которое она произнесет, видя перед собой воочию — чего уж теперь-то стесняться, когда подготовка закончена? — малопривлекательное зрелище того, что произойдет, он, тем не менее, не испытывал к девушке, с которой в последние дни охотно спал, ни малейшего душевного тепла, ни сожаления. Вот, все-таки, что такое настоящий профессионализм… А это? Отработанный продукт жизнедеятельности, так можно было ее уже назвать…
Он смотрел на Аню и улыбался. И улыбка его казалась девушке ласковой, доброй и обещающей.
Время, которое он выбрал для начала проведения акции, было им выверено таким образом, чтобы Аня не появилась на празднике ни минутой раньше необходимого — ибо тогда ее появление станет сразу заметным, — ни позже, когда действо начнется и каждая новая фигура станет привлекать к себе внимание. А сейчас идут редкие первые родители, ведут детей. У некоторых из них дети уже давно в Доме культуры, куда пришли прямо из школы. И Аня, со своей спортивной фигуркой, сейчас вполне сходит за старшую сестричку любой малолетки. И, значит, своя.
Девушка вышла из машины, обернулась к нему и улыбнулась. Он посмотрел на нее в последний раз и решил, что не ошибся в выборе кандидатки: тело — девичье, замашки почти взрослой, а взгляд — типичного домашнего ребенка. Идеальный вариант…
— Ты пошла, — с ласковой улыбкой сказал он ей тихо уже в микрофон, не опуская стекла. Она услышала в своих наушниках и кивнула. — До встречи. Это будет скоро. А я все время буду рядом с тобой. Ты будешь слышать каждое мое слово. Иди, я люблю тебя.
Аня еще раз кивнула, поправила рюкзачок за спиной и пошла по направлению к школе. Грозов тут же отъехал в сторону, развернулся и вырулил к промзоне, обнесенной оградой из бетонных плит, кое-где отсутствующих. Проехав по замусоренному проулку, он подогнал машину к обычной для уличных окраин свалке бытового мусора. Здесь он ее и бросил, загнав между двумя разросшимися кустами серой от пыли, так, видно, никогда и
Оставляя синюю «шестерку», к которой он успел немного привыкнуть, он еще с утра позаботился, чтобы на ней нигде не осталось его пальцевых отпечатков. Сейчас осталось только протереть руль, рычаг скорости да дверные ручки. Быстро покончив с этим, Грозов забрал сумку со сканером, запер дверцу, забросил далеко на свалку ключи от машины и, закинув ремень сумки на плечо, пошел обратно. Легонько постучал по передатчику, висевшему у него на груди. Эти постукивания услышала Аня, тихо откликнулась.
— Ты уже возле Дома культуры, — негромко начал говорить Грозов. — Перед тобой ступеньки и двери. Ты поднимаешься и подходишь к дверям. У тебя все хорошо и отличное настроение… Все ты делаешь правильно… Я вижу тебя… Я всегда рядом с тобой, моя девочка… Я тебя люблю…
У Грозова была отличная, тренированная зрительная память, и поэтому разговор с девушкой он, побывавший утром в клубе, мог бы вести с закрытыми глазами. Но в ее плеере был вмонтирован чувствительный микрофон, и Юрий слышал все, что делалось вокруг: разговоры, шум шагов, перекличку детей, стук открывающихся и закрывающихся дверей.
Вот Аня вошла в здание и увидела перед собой высокую раму металлоискателя, через который посетители, оставив на столике свою ручную кладь — сумочки, а также металлические вещи из карманов, проходили дальше. Затем охранник в черной форме в присутствии владельцев открывал их сумки и проверял содержимое. Задержки именно в этом месте больше всего и не желал своей «гладиаторше» ее «дядя Юрочка».
Чувствуя, что Аня как раз подходит к этому месту — было слышно звяканье металла о полированную поверхность стола, — Грозов немедленно откликнулся на эти звуки:
— Покажи этому охраннику свое приглашение, девочка моя… Улыбнись ему и сними рюкзачок. Положи на стол перед ним… А теперь спокойно проходи через раму. Сейчас он посмотрит, что у тебя в рюкзачке, и отдаст… Если спросит про термос, скажи, что сок для питья… А ключи — от дома. Ты закрой рюкзачок и спроси у него: «А где здесь детский праздник?»
Он услышал, как Аня спросила:
— А где здесь детский праздник?
— На, девочка, — ответил густой бас, — возьми свой рюкзачок… У тебя в термосе чаек, да?
— Нет, мандариновый сок. А это — ключи от дома.
— Хорошо. Ну, иди. Поднимайся по этой лестнице и — направо, там зрительный зал.
— Спасибо, дядя.
— Умница, Анечка, — с легким выдохом сказал Грозов.
Первый маленький экзамен прошел на «отлично» — девочка действовала как автомат. Это хорошо… Он услышал стук Аниных каблуков по каменным ступенькам лестницы.
— Ну что, ступеньки закончились? — заботливо спросил он. — Теперь поверни не направо, а налево… Иди прямо… Перед тобой две двери — направо и налево, тебе нужна та, что налево. Достань ключ — самый большой, оглянись, нет ли кого?