Чёрный беркут
Шрифт:
— О-о, как официально! Оказывается, тебя надо еще и с законным браком, с молодой женой поздравить. Ну что ж, дорогой, пошли обедать.
Только успел Яков познакомиться с Фаизой — женой Амира, маленькой и крепкой молодой женщиной, да съесть тарелку плова, как в дверь постучали, вошел дежурный.
— Товарищ старший лейтенант, обнаружен след, наряд не может сам разобраться.
— Ну что ж, прикажите седлать лошадей. Начнем работу. После обеда служить веселей.
Он зашел в канцелярию, предупредил по телефону начальников соседних застав, что ожидается попытка нарушить
Наконец-то пришло к нему состояние уравновешенности. Знакомые сопки и карнизы успокаивали, отвлекали от тяжелых дум, нахлынувших было на заставе во время разговора с Красноперовым.
Из ложбинки, пересекавшей границу и уходившей на сопредельную территорию, появился Ложкин с беспокойно мечущейся на поводке служебной собакой.
— Вот он, этот след, товарищ старший лейтенант, — доложил он. — Не берет его мой Барс.
На сыром песке отчетливо был виден какой-то непонятный отпечаток. Можно было предположить, что нарушитель подложил под локти и грудь циновку и полз на ней по земле. Яков внимательно осмотрел след, спокойно сказал:
— Проползла большая гюрза. Как это вы сами не могли понять? — добавил он. Заметив мелькнувшее в глазах младшего политрука Красноперова сомнение, указал в сторону нагромождения камней, где, как он знал, был родничок. — Вон у тех камней есть песчаный участок. Проверьте. Там тоже должен быть такой след.
Расчет простой: если поблизости родник, любой след ведет к воде. Наверняка змея направлялась пить.
Младший политрук торопливо зашагал к песчаной прогалине, придирчиво осмотрел участок перед родником. Удивление и уважение можно было прочесть на его лице, когда он вернулся и доложил, что действительно у камней обнаружен точно такой же след.
В комендатуру Кайманов вернулся поздно. Зашел в комнату дежурного узнать, не приехал ли майор Логунов. Коменданта еще не было, зато навстречу Якову поднялся все такой же, как прежде, грузный, в командирской гимнастерке Степан Дзюба.
— Степан! Вернулся, значит. Как мне тебя не хватало! — воскликнул Яков, удивленный и обрадованный неожиданной встречей.
Дзюба вскинул руку к фуражке.
— Брось ты, какие там рапорты!..
— Та дай ты мне доложить по-людски, — взмолился Дзюба и торопливо выпалил: — Товарищ старший лейтенант, лейтенант Дзюба прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы в должности начальника заставы Дауган.
— Ну вот теперь и обнимемся по этому случаю. Поздравляю тебя, друже, со званием и назначением.
Некоторое время они похлопывали друг друга могучими ручищами по крепким спинам.
— Расскажи, что в России, — попросил Яков. — Ты ведь вроде с фронта приехал.
— И с фронта, и на фронт.
— На какой?
— На наш, пограничный.
С нескрываемым удовлетворением Кайманов еще раз окинул взглядом будто литые плечи Дзюбы. Посмотрел на ноги: не разрезаны ли по-прежнему голенища? Нет, необъятные сапоги сшиты, видно, по заказу. Не зря для него прошли годы учебы — стал посуше, проворнее, хотя, как прежде, тяжеловат.
Когда прошли в кабинет, Дзюба расстегнул карман гимнастерки, протянул Якову сложенное по-фронтовому треугольником письмо:
— Светлану в Главном управлении встретил, когда направление получал. Просила передать.
— Ну как она там? Где сейчас? Что говорила? — непривычно краснея, спросил Яков, беря письмо.
— Да так, как все. Забот много. Получила назначение в медсанбат.
В записке всего несколько слов:
«Яша, пользуюсь случаем, передаю весточку. Еду на фронт. Из части напишу. Светлана».
Некоторое время сидели молча. Медленным движением Кайманов сложил записку, спрятал в нагрудный карман, задумался.
— На фронте, Яшко, тяжело, — негромко произнес Дзюба. — Теснят пока наших фашисты...
Долго они говорили о войне, ворвавшейся в жизнь каждого и в судьбы всей страны. Потом Яков неторопливо и обстоятельно рассказал другу о событиях, происшедших на Даугане за то время, пока Степан был в пограничном училище, о матери и Флегонте, о том, как брали банду Шарапхана, о своем ранении и болезни, о предупреждении Амангельды, узнавшем, что по окрестным аулам где то бродит прихвостень Флегонта — Аббас-Кули.
Только хотел распорядиться, чтобы принесли ужин, как зазвонил телефон. В трубке послышался срывающийся от волнения голос:
— Товарищ старший лейтенант, докладывает Красноперов. На заставе прорыв. След обнаружен в районе сухой арчи, ведет к линии границы. Застава поднята по тревоге.
«Аббас-Кули, легок на помине», — мгновенно мелькнуло в мозгу Якова. Красноперову приказал:
— Проработайте след, усильте наряды по линии границы. Ждите нас с начальником заставы лейтенантом Дзюбой.
Так и не успев поужинать, спешно выехали на Дауган. Даже при свете фонаря нетрудно было убедиться, что через границу прошел Аббас-Кули. Словно в насмешку над пограничниками, он надел знакомый им по отпечаткам меченый чарык с косым шрамом на пятке.
Невесело начиналась служба в новых должностях у Кайманова, Дзюбы и Красноперова. Надо было писать донесение о прорыве. А что писать? Прорыв есть прорыв — донесением делу не поможешь.
С линии границы Яков и Дзюба возвращались в самом мрачном настроении.
— Слышь, Яшко, — проговорил Степан, — Красноперов ночью плакал. Кулаки кусал и плакал. Я ему: «Вытирай скорей очи, шоб никто не бачив». А он: «Вытереть можно, а как теперь в глаза людям смотреть?» Не успел он, как ты советовал ему, разыскать в поселке Барата и Балакеши.
— Значит, понял свою ошибку?
— А то...
— Что «а то»? Понял или не понял?
— Понял, как не понять. Сам говорил: «Связался бы вовремя с бригадой содействия, большую поддержку получил». Сказал правильно. Зря не сделал. Барат, Савалан, Балакеши, Нафтали Набиев ту заразу, Аббаса-Кули, сколько лет как облупленного знают...