Чёрный диггер
Шрифт:
Коля Мамонт стоял в коридоре.
Увидев Профессора, он опустил руки и тревожно уставился ему в лицо своими круглыми, чуть навыкате глазами. Старик застегнул пальто, поднял воротник.
Мамонт продолжал все так же молча смотреть на него.
— Я обещал подумать, — сказал Войцех Казимирович.
Мамонт кивнул, как будто ожидал именно этого, подошёл к нему и протянул руку. Профессор крепко пожал её. Коля кивнул ещё раз и исчез за дверью палаты.
Войцех Казимирович посмотрел на закрывшуюся дверь, повернулся и направился по коридору к выходу
Он спустился тем же путём, каким они с Мамонтом сюда добирались, и вышел через боковую дверь на свежий воздух. Сосны, высаженные вокруг больницы, наполняли его одуряющим запахом смолы и хвои. Профессор вдохнул полной грудью и пошёл по дорожке к железным воротам.
Ловить такси ему не хотелось. Идти здесь было всего ничего, а небольшая прогулка сейчас как раз кстати. Слишком многое обрушил на Вой цеха Казимировича Король. Погруженный в свои мысли, он повернул за угол. Дорога была ему знакома, поэтому Профессор шёл не спеша, постукивая тростью по брусчатке тротуара. Все равно посидеть в парке он уже не успеет, так хоть заменить белок утренним моционом.
Из задумчивости Войцеха Казимировича вывел небольшой темно-синий микроавтобус, затормозивший шагах в десяти. Из него выскочил плотный широколицый мужчина в песочного цвета куртке. Он подбежал к канализационному люку, присел и внимательно осмотрел крышку. Затем поднял голову, огляделся вокруг, увидел Профессора и крикнул:
— Эй! Гражданин, вы не видели, отсюда вылезал кто-нибудь?
Вопрос был несколько необычным.
— Нет. — Войцех Казимирович на секунду остановился, отрицательно качнул головой и двинулся дальше.
Мужчина махнул рукой водителю микроавтобуса. Машина резко тронулась с места и покатила вверх по улице. Сам он остался стоять возле люка. Проходя мимо, Профессор подумал, что внешность мужчины несколько диссонирует с системой канализационных сооружений. На сантехника он явно не походил. Не был он похож и на прораба какой-нибудь ремонтно-строительной организации.
«Уголовка, — подумал Войцех Казимирович. — Наверное, ловят кого-то».
Впрочем, к нему это не имело никакого отношения. И своих забот хватало с головой.
Он вышел на улицу Нестерова, ведущую к вокзалу. Народу здесь было много, машин на проезжей части ещё больше. По левую сторону располагался ряд магазинов, по правую — палаточные киоски привокзального рынка. Профессор шёл, держась левой стороны, там было меньше людей. Именно поэтому небольшая кучка прохожих, склонившихся над полулежавшим человеком, бросилась ему в глаза. Тот, что сидел на тротуаре, показался Войцеху Казимировичу знакомым.
Его звали Витя. Профессор не был точно уверен, он не принадлежал к «вокзальным», но вроде бы Витя. Даже наверняка Витя. Он был из «подземных».
Тех, что живут в канализации. «Вокзальные» редко с ними пересекались. Бывало, что кто-то из них случайно забредал на территорию вокзала. Но большей частью они кормились с рынка. «Подземных» всегда можно было различить по запаху. От них вечно отдавало сыростью и прелью. В любую погоду и в любое время года.
Витя сидел на асфальте, привалившись спиной к фонарному столбу и широко разбросав ноги в мешковатых замызганных штанах. Возраст его был неопределённым, как и у большинства «подземных». За сорок, а вот уже насколько «за», Профессор не мог сказать. Сорок один или шестьдесят пять. Хотя, может быть, он ошибался и Вите едва перевалило за тридцать. Жизнь под землёй стирает возраст с внешности, как резинка карандашный рисунок, оставляя грязно-серую помятость.
Войцех Казимирович подошёл поближе, наклонился и тронул его за рукав:
— Что случилось? Плохо?
От Вити пахло. Запах плесени поднимался густой волной и смешивался с чем-то вроде дешёвого одеколона или плохой самогонки.
— Приступ у него, — утвердительно заметила старушка с хозяйственной сумкой, только что присоединившаяся к наблюдателям.
— Ну да, приступ, — язвительно сказал строгий мужчина в дешёвом сером пальто, похожий на завуча средней школы, — не видите разве — он пьяный, как свинья. Развелось их…
В его тоне явственно чувствовалось желание получить в руки автомат или хотя бы топор и начать наводить порядок. Толпа вокруг одобрительно загудела.
Витя повернул к Войцеху Казимировичу голову. Он не был пьян. Или, по крайней мере, не настолько, чтобы не стоять на ногах. Но то, что Профессор увидел в его глазах… Ужас. Настоящий, первобытный, пронизывающий до самых костей страх. Это ощущение было, пожалуй, даже посильнее запаха, исходящего от Вити.
Какое-то мгновение он смотрел на Профессора затравленно, не узнавая. Затем его лицо изменилось. Страх не ушёл, а спрятался вглубь. Витя схватил Войцеха Казими-ровича за руку и забормотал, невнятно и торопясь.
— Что-что? — старик наклонился ниже.
— …призраки, Профессор. Белые призраки, они все мёртвые, представляешь?
Их всех убили, там, внизу. И наших тоже поубивали. Кто смог убежал, а остальные все мёртвые…
Похоже на бред. Белая горячка. Среди бездомных она случалась чаще, чем простуда.
— Я тоже бежал, но ноги… Очень больно…
Витя откинулся назад и застонал. Страшно и утробно, как раненое животное.
Профессор протянул руку к его ногам.
— Что он вам сказал? — Прямо на него стеклянно глядели безжизненные глаза какого-то человека. Ещё минуту назад Войцех Казимирович его здесь не видел.
Своей бесстрастной физиономией он напоминал ящерицу, замершую на камне. Никаких чувств, ничего человеческого на лице. Рептилия.
— Что он вам сказал? — повторил этот ящер.
— Ничего, — отмахнулся от него Войцех Казимирович. — Бредит.
Он попытался задрать штанину бедняги Витька. Ох ты, курва мама! Материя, казалось, слиплась с его кожей, а то, что открывалось под ней, нельзя было видеть без содрогания. Нога у Вити была ярко-красного цвета, как ошпаренная, кожа кое-где повздувалась, а местами сошла, открывая живое мясо, сочащееся густой прозрачной жидкостью.