Чёрный дом
Шрифт:
Главный грязекопатель «Ла Ривьер герольд» в ужасе смотрит на надвигающегося неандертальца, потом швыряет в него диктофон. Джек видит, что пластмассовый корпус весь в царапинах. Взмах руки — и диктофон отлетает в сторону.
— НАСИЛУЮТ! — верещит Уэнделл. — ОН НАСИЛУЕТ ОДНУ ИЗ ПСИХИЧЕК! ОН… — Джек врезает ему в подбородок, в последний момент сдерживает удар, дозирует силу с предельной точностью. Уэнделла отбрасывает на спинку кресла доктора Спайглмана, тело обмякает, глаза закатываются, ноги дергаются в некоем ритме, который задает наполовину
— Безумный Мадьяр лучше бы с этим не справился, — шепчет себе под нос Джек. Думает о том, что в ближайшем будущем Уэнделлу скорее всего придется обратиться к психиатру.
За последние два дня его голове крепко досталось.
Дверь в коридор распахивается. Джек встает перед креслом, закрывая Уэнделла, запихивая подол рубашки за пояс (в какой-то момент, слава богу, он уже застегнул молнию ширинки). В кабинет всовывается взлохмаченная женская голова. Девушка одета в форму службы безопасности. Ей лет восемнадцать, но от страха она выглядит не больше чем на двенадцать.
— Кто здесь кричит? — спрашивает она. — Кто-то ранен?
Джек понятия не имеет, что на это ответить, но Джуди тут же находится:
— Это пациент. Я думаю, мистер Лэкли. Вбежал сюда с криком, что нас всех изнасилуют, и убежал.
— Вы должны немедленно уйти отсюда, — говорит им девушка-охранник. — Не слушайте этого идиота Этана. И не пользуйтесь лифтом. Мы думаем, это землетрясение.
— Уже уходим, — отвечает Джуди, хотя не двигается с места. Но охраннице этого ответа достаточно, она исчезает в коридоре. Джуди быстро подходит к двери. Она закрывается, но защелка не желает входить в паз. Должно быть, повело дверной косяк.
На стене висели часы. Джек механически смотрит туда, но они свалились на пол, циферблатом вниз. Он подходит к Джуди, берет ее за руки:
— Долго я отсутствовал?
— Нет, — отвечает она. — Но с каким блеском ты отбыл! Фантастика! Ты что-нибудь узнал? — В ее глазах мольба.
— Достаточно, чтобы немедленно вернуться во Френч-Лэндинг, — отвечает он. «Достаточно, чтобы полюбить тебя… и любить вечно, в этом мире или в любом другом».
— Тайлер… жив? — Теперь она сжимает его руки, совсем как Софи в Запределье, Джек это помнит. — Мой сын жив?
— Да. И я намерен вернуть его тебе.
Взгляд его падает на стол Спайглмана, который нагулялся по кабинету и теперь стоит с выдвинутыми ящиками. В одном Джек видит кое-что интересное спешит к столу, давя стекло и отбрасывая попавшую под ногу рамку с репродукцией.
В верхнем ящике левой тумбы лежит кассетный магнитофон, размерами куда больше верного «Панасоника» Уэнделла Грина, и кусок коричневой оберточной бумаги. Сначала Джек достает бумагу. На ней прыгающие буквы, которые он уже видел в развалинах «Закусим у Эда» и на своем крыльце:
Передать ДЖУДИ МАРШАЛЛ,
Известной также как СОФИ
В верхнем углу вроде бы марки, но Джеку нет нужны изучать их. Он и так знает, что эти вырезки с пакетиков с сахаром и приклеил их к оберточной бумаге опасный старик по имени Чарльз Бернсайд. Но личность Рыбака больше не имеет особого значения, как и говорил Спиди. Не важно и его местонахождение, потому что Джек не сомневается, что Чамми Бернсайд усилием воли может перескочить в другое место.
«Но он не может взять с собой дверь. Дверь в горящие земли, к мистеру Маншану, к Таю. Если Нюхач и его друзья нашли дверь…»
Джек бросает бумагу в ящик, нажимает на клавишу «EJECT» на кассетном магнитофоне. Крышка открывается, он достает кассету, сует в карман и направляется к двери.
— Джек.
Он смотрит на Джуди. Вокруг звенят сирены пожарной сигнализации, кричат и смеются сумасшедшие, в панике мечется медперсонал. А в ясных синих глазах Джуди Джек видит другой мир с его нежными ароматами и незнакомыми созвездиями.
— Там прекрасно? Совсем как в моих грезах?
— Там прекрасно, — отвечает он. — И ты прекрасна. Держись, хорошо?
В коридоре Джека ждет пренеприятное зрелище: Этан Эванс, молодой человек, которого когда-то учила в воскресной школе Ванда Киндерлинг, схватил за пухлые предплечья полностью потерявшую ориентацию старушку и трясет изо всех сил. Седые волосы женщины мотаются из стороны в сторону.
— Заткнись! — орет на старушку мистер Эванс. — Заткнись, сумасшедшая старая корова! Ты никуда не пойдешь, кроме как в свою долбаную палату!
Играющая на губах усмешка показывает, что даже в такой момент, когда мир стоит на ушах, мистер Эванс наслаждается и правом командовать, и возможностью причинять боль. Этого достаточно, чтобы рассердить Джека. Но в ярость приводит его другое: ужас и абсолютное непонимание происходящего вокруг, написанные на лице старухи, заставляют вспомнить мальчишек, среди которых, когда-то давно, он жил в «Доме солнечного света».
Заставляет подумать о Волке.
Не останавливаясь, даже не сбавляя шага (развязка противостояния с Рыбаком близка, они вышли на финишную прямую, и он каким-то образом это знает), Джек бьет молодого мистера Эванса в висок. Тот отпускает свою толстую верещащую жертву, отлетает к стене, сползает по ней. С полными изумления, широко раскрытыми глазами.
— Или ты пропускал мимо ушей то, что тебе говорили в воскресной школе, или жена Киндерлинга плохо тебя учила, — цедит Джек.
— Вы… меня… ударили, — шепчет молодой мистер Эванс.
Он уже сидит на полу, широко раскинув ноги, между архивом и кабинетом офтальмолога.
— Если прикоснешься еще хоть к одному пациенту, к любому из них, я тебя не так отделаю, — обещает Джек молодому мистеру Эвансу. И сбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, не замечая восхищенных взглядов одетых в больничные халаты и пижамы пациентов. Они принимают его за видение, которое проносится мимо них в ореоле света, за чудо, яркое и загадочное.