Чёрный дом
Шрифт:
Десятью минутами позже (Джуди Маршалл без чьей-либо помощи давно уже вернулась в свою палату) сирена смолкает.
Ее сменяет усиленный динамиками голос (возможное мать доктора Спайглмана не узнала бы голоса собственного сына). От этих громких звуков пациенты, многие из которых уже начали успокаиваться, вновь начинают кричать и плакать. Старуха, непозволительное обращение с которой вызвало гнев Джека Сойера, закрывает голову руками и что-то бормочет насчет русских и гражданской обороны.
— ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА! — заверяет
В коридоре появляется Уэнделл Грин. Медленно идет к лестнице, осторожно поглаживая подбородок. Видит сидящего на полу молодого мистера Эванса, протягивает руку помощи. На мгновение кажется, что Эванс утянет Уэнделла на пол, но потом молодой человек отрывает зад от пола и, опираясь о стену, поднимается.
— ПОЖАРА НЕТ! ПОВТОРЯЮ, ПОЖАРА НЕТ! МЕДСЕСТРЫ, САНИТАРЫ И ВРАЧИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОВОДИТЕ ПАЦИЕНТОВ В КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛЫ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ЭТАЖЕЙ!
Молодой мистер Эванс смотрит на синяк, расплывающийся по подбородку Уэнделла Грина.
Уэнделл смотрит на синяк, расплывающийся по виску молодого мистера Эванса.
— Сойер? — спрашивает молодой мистер Эванс.
— Сойер, — подтверждает Грин.
— Этот мерзавец ударил и меня, — признается молодой мистер Эванс.
— Сукин сын напал на меня сзади, — сообщает о своей стычке с экс-копом Уэнделл. — Эта Маршалл. Он уложил ее на пол, — понижает голос, — собирался изнасиловать.
По лицу молодого мистера Эванса видно, что слова Грина его опечалили, но совершенно не удивили.
— С этим надо что-то делать, — добавляет Уэнделл.
— Вы совершенно правы.
— Люди должны знать. — Глаза Уэнделла вновь загораются огнем. Люди все и узнают! Через него. Потому что, видит Бог, это и есть его работа! Он расскажет людям все!
— Да, — кивает молодой мистер Эванс. Он не хочет говорить всем, он же не журналист, как Уэнделл, но есть человек, которому он скажет обязательно, женщина, которую надо утешить в ее часы одиночества, которая осталась одна на своей Оливковой горе. И она с радостью узнает, что Джек Сойер являет собой вселенское зло.
— Нельзя допустить, чтобы его проделки сошли ему с рук! — восклицает Уэнделл.
— Нельзя, — соглашается Эванс. — Ни в коем разе!
Джек едва успевает отъехать от Лютеранской больницы округа Френч, как оживает его телефон. Он собирается остановить «додж», а уж потом отвечать на звонок, но слышит приближающиеся сирены пожарных машин и решает рискнуть: ехать и говорить одновременно. Хочет разминуться с пожарными машинами, пока те не перегородили дорогу.
Отбрасывает мембрану маленькой «Нокии».
— Сойер слушает.
— Где тебя носит? — ревет Нюхач Сен-Пьер. — Мой палец уже сросся с кнопкой повторного набора номера.
— Я был… — Продолжать смысла нет, потому что правде все равно не поверят. Хотя… — Наверно, попал в мертвую зону, где сотовый не ловит сигнал…
— Давай обойдемся без лекции о недостатках сотовой связи, приятель. Быстренько дуй сюда. Адрес — дом номер один по Нейлхауз-роуд. В нее переходит южная часть Чейз-стрит. Двухэтажный дом на углу, цвета детской неожиданности.
— Я найду. — Джек сильнее придавливает педаль газа. — Уже еду.
— Где ты сейчас?
— Еще в Ардене, но почти на окраине. Буду через полчаса.
— Черт! — До Джека доносится глухой удар: в доме 1 по Нейлхауз-роуд Нюхач ударил кулаком. Возможно, по стене. — Неужели ты не понимаешь? Мышонок умирает. Я же говорю: приезжай побыстрее. Мы делаем все, что в наших силах, те, кто остался, но он умирает. — Нюхач тяжело дышит, и Джек чувствует, что тот с огромным трудом сдерживает слезы. «Если Арман Сен-Пьер в таком состоянии, значит, дело худо», — думает Джек. Смотрит на спидометр «доджа». Стрелка колеблется около семидесяти, чуть отступает. Он никому ничем не поможет, если разобьется насмерть на отрезке шоссе между Арденом и Сентралией.
— Что значит — те, кто остался?
— Не важно, поторопись, если хочешь поговорить с Мышонком. Я уверен, он хочет поговорить с тобой. Потому что постоянно повторяет твое имя. — Нюхач понижает голос. — Когда не криком кричит от боли. Док всячески старается ему помочь, я и Медведица тоже, но мы не справляемся.
— Скажи ему, пусть держится.
— Хрена с два. Скажи ему сам.
В трубке скрежет, бормотание. Потом звучит другой голос, уже мало похожий на человеческий.
— Ты должен поторопиться… должен успеть. Эта тварь… укусила меня. Там все горит. Словно облито кислотой.
— Держись, Мышонок. — Костяшки пальцев Джека, держащих телефон, побелели. Он удивляется, что пластмассовый корпус выдерживает такое давление. — Я постараюсь приехать как можно быстрее.
— Постарайся. Остальные… уже забыли. Не я. — С губ Мышонка срывается смешок, от которого Джека бросает в холод. В чистом виде смех из могилы. — Мне ввели сыворотку памяти, знаешь ли. Он сжирает… сжирает меня живьем… но я все помню.
Слышится скрежет, телефон переходит из рук в руки, потом новый голос. Женский. Джек понимает, что трубку взяла Медведица.
— Ты должен поторопиться. Ты втянул их в это дело. Нельзя, чтобы все усилия пропали попусту.
Раздается щелчок. Джек бросает сотовый на пассажирское сиденье и решает, что семьдесят миль в час — не такая большая скорость.
Несколько минут спустя (Джеку они показались очень длинными минутами) он уже щерится от сверкания поверхности Тамарака под лучами летнего солнца. Отсюда он практически видит и свой дом, и дом Генри.
Генри.
Большим пальцем левой руки Джек касается нагрудного кармана, где чуть дребезжит кассета, которую он достал из магнитофона в кабинете Спайглмана. Особого смысла передавать ее Генри нет. С учетом того, что вчера сообщил Поттер и сегодня скажет Мышонок, записи разговора по линии 911 и послание Джуди не так уж и важны. Кроме того, ему надо спешить на Нейлхауз-роуд. Поезд вот-вот отойдет от станции, с Мышонком Бауманном, его единственным пассажиром.