Черный город
Шрифт:
Дело было не в щедрости. Этого требовали обстоятельства. Убийцы не работают без аванса. При этом жилье нельзя сдвинуть с места, в отличие от купюр и драгоценностей. Документ всегда можно объявить не действительным, и квартира достанется кому-нибудь другому. Хотя, печать, конечно же, была настоящей – Бенеш доверил ее своему советнику, но при этом напомнил, что не хочет мараться кровью и тем более – вникать в подробности того, что замыслил Коварж.
Старый лис обо всем догадывался, но заранее умывал руки, словно никогда не отправлял людей на верную смерть и не способствовал многотысячным жертвам в угоду политическим амбициям. Плевать! Коваржу и не требовалось одобрения. Бюрократия в таких делах только мешает. А вот в подсчетах барышей и отсроченных прибылей – никогда…
Сразу после встречи с британским резидентом и недолгих размышлений у Святого Ватслава, Коварж быстрым шагом достиг Пороховой башни, чуть ли не ускоряясь до бега миновал Староместскую площадь и Карлов Мост, оказавшись в Пражском граде всего минут за двадцать.
Когда Коварж достиг Голодной Стены, он извлек из кармана не проштампованный гербовой печатью бланк с адресом. Спустя мгновение он увидел нужный дом, окруженный каштанами с огромным кленом во дворе.
Поднявшись на третий этаж он остановился у инкрустированной деревянной двери. До того, как Коварж положил глаз на этот адрес, здесь проживала одинокая и весьма зажиточная немецкая вдова Грета Вайсман.
Дверь открыл Карол Пазур. Он был одет в домашний халат на голое тело и курил сигарету.
– Почему ты не принес ключи в установленное время? – сходу спросил Коварж, но не дождавшись ответа проследовал в гостиную. Там его внимание не привлекло ровным счетом ничего, кроме разбитого кофейного сервиза.
«Скорее всего в комнате была борьба» – подумал адвокат, решив исследовать все помещение.
На кухне он так же никого не застал. Единственным помещением, которое оставалось не обследованным, была уборная. Когда Коварж открыл дверь, то увидел неприглядную картину – в ванной лежала совершенно обнаженная вдова с перерезанным горлом. В багровой воде с пузырьками мыльной пены сидел один из сержантов Пазура, тот самый, что лишил недавно жизни мать мальчика, набросившуюся на оборотня с лопатой.
В руках сержант держал уже почти пустую бутылку шнапса и тоже курил, наслаждаясь кровавым зрелищем, которое сам же и устроил после двойного изнасилования.
Ухмылка сержанта разозлила Коваржа, чуть меньше, чем несвоевременное получение связки ключей по искомому адресу, но этого было достаточно, чтобы адвокат извлек из кармана широких брюк пистолет и выстрелил в купальщика в упор. Дважды.
– Лукаш, он спас мне жизнь. Просто немного порезвились. Я позволил. За что? Я его поощрить хотел, а ты убил.
– Заткнись. – не моргнув глазом произнес адвокат, – Прибери здесь все. Тела в Влтаву, ключи – в мой кабинет. Даю на все три часа.
Сигарета упала изо рта главного полицейского мародера. Он понимал, что спорить бесполезно, нужно было выполнять распоряжение: избавиться от трупов и вернуть ключи тому, кто стоял выше всех в иерархии геноцида немцев. Пазур и впрямь думал, что сержант не заслужил расправы, что с ним обошлись не подобающим образом, ведь он как-никак был обязан ему за преданность и готовность стрелять в любое существо, угрожающее командиру.
Что до сержанта, то инструмент справедливого возмездия Проведение иногда вкладывает в руку того, кто не годится ни в судьи, ни в праведники. Когда зло пожирает зло, Добро просто не мешает.
Глава 9. Сливовица у подножия гор
Палаточный лагерь в Судетах у подножия горы Кралицки-Снежик вместил в себя около трехсот бывших бойцов распущенной под Пльзенем дивизии РОА предателя Буянченко, а так же отделение отборных подрывников и убийц из подготовленных Абвером в школе диверсантов. Прибилась к власовцам после поражения Рейха и пленения их католического вождя Йозефа Тисо и небольшая группа словацких фашистов из «Глинковой гвардии». Они сбежали из Братиславы еще до прихода частей Второго Украинского фронта, потом обосновались в Баварии, но после пленения их духовного католического вождя Йозефа Тисо в баварском монастыре капуцинов, спрятались в горах Судет, где наткнулись на других таких же коллаборантов.
Всех взял под крыло Лукаш Коварж. Именно он гарантировал лояльность новых властей к бывшим коллаборантам вне зависимости от позиции Советского Союза.
Эдвард Бенеш не производил впечатления человека слова. Но Коварж выглядел серьезно и обладал магией убеждения. А главное – деньгами и продовольствием.
Неприкаянные предатели искали любую возможность выжить. Особенно после того, как американцы позволили красноармейцам взять генерала Власова и выдали Москве дивизионного командира Буянченко, не смотря активное участие власовцев под его командованием в освобождении Праги.
Никто не оценил, что они проливали кровь в интересах чехов и Красной армии в районах Рузине и Петршине на левом берегу Влтавы. Красные отлавливали их в лесах и расстреливали без всякого разбирательства. Потери от противостояния с бывшими хозяевами-немцами и от расстрелов большевиками были примерно равны.
Стало понятно, что Советы казнят всех до единого, как только поймают. А Запад не станет их прикрывать или использовать в своих целях против Сталина. Во всяком случае, пока.
Все досужие мнения и нарастающие разговоры о разладе между союзниками не помогали спрогнозировать ситуацию даже в краткосрочной перспективе.
Чехи относились к власовцам более-менее лояльно. Еще бы, они здорово помогли им, изгоняя остатки эсесевцев из отборных дивизий «Рейх» и «Валленштейн». Лояльность эта была шаткой и зависела от настойчивости Сталина.
Время передышки заканчивалось. «Рабочая гвардия», которая замыкалась на коммуниста Готвальда, уже патрулировала города, и в какой-то момент могла оказаться вместе с механизированными отрядами красноармейцев прямо у подножия укрывающей власовцев горы. Какая участь бы их ждала… Если учесть, что своих коллаборантов чехи обливали горючим и поджигали живыми, а иногда подвешивали за ноги, предварительно отрезав головы, то лучше было бы быть расстрелянными.
Выбор у предателя невелик. Когда-то они предали свою страну, потом немцев, сейчас они служили авантюристу, убеждающему их в достойной жизни в том случае, если они помогут разобраться хотя бы с местными коммунистами.
В палатке собрался штаб формирования, больше напоминающего сборную «солянку» из разношерстной публики, которую объединял животный страх. Загнанные в угол всегда готовы к отчаянному, иногда бессмысленному броску. Когда людьми обуревает паника, всегда найдется поводырь, который приведет к пропасти.