Черный гусар. Разведчик из будущего

Смирнов Александр

— Ничего удивительного, государыня. Мария Терезия отзывает своего посла, потому что Россия не хочет признать существования договора с Австрией в такое время, когда последняя крайне нуждается в помощи. И другие послы — датский, голландский, английский — уедут, видя, что им незачем жить и, вероятно, дворы будут присылать в Петербург только посланников или даже резидентов. Лучше бы Людовик своих отозвал, — шепотом добавил он.

Елизавета задумчиво взглянула на канцлера.

— Хорошо. Прикажи собраться чрезвычайному совету завтра, канцлер. Бог с ним, с Воронцовым. Сегодня же пошлите ему указание и паспорт. Пусть граф поправит свое здоровье вдалеке от дождливого Петербурга.

— Хорошо,

матушка.

Елизавета взглянула на Бестужева. Алексей Петрович и не собирался уходить.

— Ну, что там у вас еще, граф?

— Еще один паспорт.

— Что-то вам, граф, сегодня паспорта понадобились, — проговорила государыня.

— Так ведь дела государственные, матушка.

— Ох, Алексей Петрович, — вздохнула она, — вы ведь ко мне просто так и не ходите. Все по делам. Хоть бы раз на чаек пожаловали. Для кого в этот раз паспорт, граф?

— Для прусского барона, что состоит на службе у вашего племянника.

— Уж не того ли, что ты сосватал Петру Федоровичу?

— Его, государыня.

— А паспорт-то ему зачем?

— Хочет солдат в Голштинии набрать для службы в роте великого князя.

Бестужев ожидал, что императрица откажется подписывать бумагу, приготовленную Алексеем Петровичем заранее, но ошибся. Елизавета, не проронив ни слова, поставила на ней росчерк.

— Надеюсь, что не совершаю глупости, граф, — молвила потом она, — иду ведь на твоем поводу. Надеюсь, ты будешь, Алексей Петрович, под контролем ситуацию держать. В противном случае нам с тобой головы не сносить. Ты же, граф, знаешь, что я до сих пор против того, чтобы у Петра Федоровича была своя собственная армия. Достаточно ему игрушечных солдатиков, что привезены были ему из немецких земель.

Граф Воронцов по приказу императрицы покинул Санкт-Петербург на следующее утро, а уже вечером канцлер собрал совет. Во время совещания, на котором присутствовали кроме самого графа Бестужева фельдмаршал князь Долгорукий, фельдмаршал граф Леси, генерал граф Ушаков, обер-шталмейстер князь Куракин, генерал граф Румянцев, тайный советник барон Черкасов, тайный советник Юрьев, тайный советник Веселовский, статский советник Андриан Неплюев, обсуждался вопрос: «Надлежит ли ныне королю прусскому, яко ближайшему и наисильнейшему соседу, долее в усиление приходить допускать, или несходственнее ли будет королю польскому, яко курфюрсту Саксонскому, по действительному настоящему с ним случаю союза помощь подать и каким образом?» Сейчас, в связи с женитьбой наследника на Екатерине Алексеевне, нужно было срочно решить этот вопрос. В результате было принято решение отправить двенадцатитысячную армию на границу с Пруссией. На следующий день Елизавета Петровна одобрила решение совета, приказав отправить из Лифляндии и Эстляндии в Курляндию такое число полков, какое можно будет расположить на зимних квартирах в секвестрованных герцогских имениях. Решено было дать королю польскому знать об этом.

В какой-то степени это устраивало Бестужева. Ситуация с Пруссией очень беспокоила, но больше всего его волновало то, что французы активизировались у молодого двора, пытаясь повлиять на неокрепший разум Екатерины.

В результате с паспортом для барона фон Хаффмана тому было отправлено письмо. Человек графа должен был доставить его немедленно. Местом для встречи был назначен тот самый трактир, в котором до встречи с канцлером проживал пруссак.

Князь Сухомлинов, граф Бабыщенко да барон фон Хаффман сидели в трактире и пили пиво. Вот уже второй день Игнат Севастьянович ждал паспорта от Бестужева. Тихон Акимыч сразу же, барон и заикнуться еще не успел, предложил ему комнату. Отказываться гусар не стал. Он сразу предположил, что вот так

вот, сразу, документ все равно не привезут, даже если за него походатайствует перед Бестужевым князь Сухомлинов. Поэтому, как только в трактире появились приятели, они сразу же закрылись в отдельной комнате, где попивали пиво да обсуждали последние события. Ближе к вечеру оба офицера уехали в полк, а к полдню следующего вернулись. В отличие от них, Игнат Севастьянович ночь провел в объятиях Глаши. Та опять явилась к нему в квартиру ночью. Кинулась в объятия и начала целоваться, признаваясь барону в любви. Игнат Севастьянович напомнил ей, что он немец. Ответом был ошарашен. Девушку это не волновало, отчего барон понял, что бушевали в ее груди к нему амурные чувства. Зато утром, прежде чем засесть с приятелями в трактире, он прогуливался по городу.

Ефим появился неожиданно. Барон уже и ждать перестал. Мирно беседовал с приятелями, как вдруг дверь в каморку раскрылась и вошел человек Бестужева. Игнат Севастьянович увидел, как Тихон развел руки в стороны, давая понять, что сделал все, что мог. Трактирщик не знал, что барон ждал человека. Игнат Севастьянович вдруг понял, что совершил глупость, не поставив того в известность. Ефим узнал барона, но прежде, чем отдать документы, покосился на товарищей гусара.

— При них можно, — молвил Игнат Севастьянович, протягивая руку.

Ефим улыбнулся, запустил руку за пазуху и достал две бумаги, чем вызвал удивление у барона. Протянул. Игнат Севастьянович взял. Одной был паспорт, подписанный императрицей, а второй — письмо, на котором было твердой рукой выведено: «Лично в руки». Прежде чем его вскрыть, барон оглядел паспорт. Затем, взглянув на Ефима, поинтересовался:

— Канцлер больше ничего на словах не просил передать?

— Ничего, господин барон, — проговорил человек Бестужева, поклонился и добавил: — Разрешите откланяться, господа.

С этими словами он покинул офицеров. Игнат Севастьянович проводил его взглядом и только после этого взломал на письме сургучовую печать. Развернул, прочитал и взглянул на приятелей.

— Французы зашевелились, — произнес он, оба офицера удивленно взглянули на барона. — Те самые, у которых письмо я тайное выкрал, — пояснил Игнат Севастьянович. — Подбираются к Екатерине Алексеевне, а я должен в Голштинию ехать. Эх, не вовремя.

— Может, мы сможем помочь? — полюбопытствовал князь Сухомлинов.

— Боюсь, что нет. Тут только я один справлюсь. Чувствую, что только я да Штелин убедить наследника сможем. Нужно, чтобы Катька все время при муже находилась, а не обитала в стороне.

— Верно подмечено, — согласился граф Бабыщенко. — Вот князь помалкивает, а я все-таки скажу, а ты уж, барон, смекай, что да как. Слух ходит среди гвардейцев, что шашни крутит Екатерина с прусским посланником графом Станиславом Понятовским.

— Поляк не так страшен, — проговорил Игнат Севастьянович, понимая, кого имел в виду Бабыщенко. — Хуже, если среди ее окружения офицеры русской армии появятся.

— Намекаешь, барон, на возможный заговор против Елизаветы Петровны? — спросил князь Сухомлинов.

— Ну, до заговора далековато. Чтобы он получился, нужно, чтобы на ее стороне был не один офицер, а по крайней мере несколько полков. Да и чтобы солдат Елизавета Петровна обижала, а ведь государыня с нами, как с малыми детьми, носится, — пояснил Игнат Севастьянович. — Я опасаюсь, что она великому князю наставит. Не хотелось бы, чтобы на троне вместо наследника Петра Федоровича какой-то бистрюк оказался. Не для того ее государыня Елизавета Петровна из немецких земель в столицу привезла. — Барон со всей силы ударил по столу. Оба офицера удивленно взглянули на него. Они и представить не могли, что пруссак будет так ратовать за государство Российское.