Черный гусар. Разведчик из будущего
Шрифт:
— Покидаю, — отвечал фон Хаффман, расплачиваясь с трактирщиком за жилье. — Я поступил на службу и теперь вынужден перебраться в Ораниенбаум.
— Неужто на службу к самому великому князю?
— К нему.
Тихон разочарованно покачал головой. Выбор пруссака он не одобрял, и будь перед ним русский, высказал бы все, что он об этой авантюре думает, но сейчас рядом стоял немец, а у них душа потемки. К тому же, несмотря на то что он и был пруссак, этот иноземец пришелся ему по сердцу. За месяц постоялец заплатил в срок. Стряпней (в отличие от других) был доволен.
— Вы уж нас не забывайте, — добавил вдруг старик, — если дела вдруг пойдут не так, всегда рад вам предоставить квартиру.
Игнат Севастьянович прекрасно понимал, что Тихон Акимыч лукавил. Ни один трактирщик не предоставит жилье человеку с материальными проблемами, а они обязательно возникают, когда вдруг дела начинают идти не так.
— Господин барон нас покидает, Глаша, — проговорил Тихон, когда к стойке подошла девушка. — Он получил выгодную должность и вот теперь уезжает из города.
— Как жаль, господин барон, — молвила девушка и сделала такое лицо, словно только что проглотила кислую дольку лимона.
— Увы, фройляйн, но служба зовет, — сказал Игнат Севастьянович и подмигнул девушке. Глаше уже вчера было известно, что его переводят офицером во вновь образующийся гарнизон города Ораниенбаума. Девушка вначале просилась с ним, но гусар был категорически против. Это могло бы помешать его задумкам, а они вдруг неожиданно у него появились. Игнат Севастьянович понял это, когда, проходя мимо одного из городских соборов, увидел юродивого. Тот сидел и произносил непонятные фразы. Барон остановился и прислушался. Внезапно грязный ободранный мужичок в одном лапте произнес:
— Подай копеечку.
Игнат Севастьянович вытащил кошель и высыпал тому в рваную шапку несколько полушек. Глаза у юродивого засветились, и он вновь залепетал. Он сгреб денежки и запихнул за пазуху. Взглянул на человека в черном мундире, неистово начал креститься и произнес:
— Дым, взрывы, война.
— А что, если… — пролепетал Игнат Севастьянович.
О чем мог говорить сумасшедший? О будущем?
Прошлом? Или это был бессмысленный набор фраз, навеянный внешним видом гусара? Но, как бы то ни было, это натолкнуло Игната Севастьяновича на мысль. Неожиданно он понял, что должен рассказать о будущем. В голове завертелись «шестеренки» и стала вырисовываться картинка грядущего разговора с великим князем. Вспомнилась старинная легенда о монахе Авеле. Как помнил фон Хаффман, тот еще не родился. Ему еще предстояло появиться на свет в одной из глухих деревень. И уж если тот смог предсказывать судьбу России во времена Екатерины Великой, то он вполне может попытаться сделать это уже сейчас. Вот только стоит ли делать это самому или найти посредника (наподобие блаженного, что сидел сейчас напротив него)? Сделать из него нового Нострадамуса. Причем такого, чьи слова смогли бы кроме всего прочего не только предсказывать предстоящие события, но и влиять на них. Жаль, конечно, что все эти предсказания будут недолгими. В один момент кто-нибудь к ним прислушается. Механизм истории на мгновение замрет, а затем выберет другой путь, а в этом случае все его знания сводятся к нулю. То есть не будут ничего стоить. Барон нащупал в кармане трубку. Достал ее и закурил.
— Интересно, а Петр Федорович так же обожает мистику, как будет обожать ее Павел? — спросил он вслух, разглядывая юродивого.
Об этом можно было узнать, познакомившись с будущим императором лично.
Считалось, что Петр Федорович был инфантильной личностью. Как писала в своих мемуарах его супруга: «Он (Петр) накупил себе немецких книг, но каких книг? Часть их состояла из лютеранских молитвенников, а другая — из историй и процессов каких-то разбойников с большой дороги, которых вешали и колесовали». Вот только можно ли было верить женщине, которая вероломно скинула его с помощью гвардейцев с законного трона? Вполне возможно, она просто пыталась обелить себя, унизив таким образом своего супруга. Как помнил Игнат Севастьянович, она терпеть не могла, когда Петр Федорович музицировал на своей скрипке. Интересно, он умел на ней играть или нет? Впрочем, как отметил фон Хаффман, сейчас не об этом. В исторических хрониках о том, был ли император поклонником мистики, не сообщалось.
— Надеюсь, Павел пошел в отца, — прошептал он.
Окрыленный неожиданной идеей, фон Хаффман вернулся в трактир, где и застал своих приятелей. Князь Сухомлинов и граф Бабыщенко в ожидании его коротали время за чаркою вина. Увидев барона, Феоктист встал из-за стола, оставив своего товарища в одиночестве, и направился к Игнату Севастьяновичу навстречу.
— Пойдемте в вашу комнату, барон, — проговорил он.
Пруссак утвердительно кивнул. Они поднялись на второй этаж. Именно там князь и сообщил, что Бестужеву удалось найти несколько человек, что готовы были поступить на службу к Петру Федоровичу. Как утверждал Феоктист, были это обрусевшие немцы.
— Я вот тут подумал, — проговорил Игнат Севастьянович, — что, может быть, стоит сделать так, чтобы сотня великого князя состояла наполовину из немцев и русских.
— Зачем? — не понял князь Сухомлинов.
— Это даст возможность Петру Федоровичу понять русскую душу. Пока он еще подросток, есть шанс изменить его отношение к своему народу.
— А зачем? — еще раз задал все тот же вопрос князь.
— Чтобы после смерти Елизаветы Петровны, — барон взглянул на Сухомлинова и осознав, что тот может неправильно его понять, пояснил: — Когда-нибудь она все равно умрет, князь. — Князь кивнул. — Так вот после смерти государыни именно он станет наследником престола.
— Или сын Петра, — высказался Феоктист.
— Если Елизавета успеет в последние дни жизни написать завещание, — подсказал Игнат Севастьянович.
— Хорошо, пусть не успеет. Пусть его выкрадут и сожгут. Ладно, пусть будет Петр, и что тогда?
— Тогда будет гарантия, что Екатерина, а в ней вообще ни капли русской крови, не взойдет на престол.
Князь рассмеялся.
— Вы мне, князь, не верите, а я не исключаю такой возможности. Несколько «неправильных» реформ, недовольство Петром III, и никакой гарантии, что поддерживаемая гвардией Екатерина не взойдет на престол.
Феоктист махнул рукой.
— Вы бредите, барон. Но так и быть, только по дружбе, я передам ваши мысли Великому канцлеру. Кстати, совсем забыл. Бестужев требует, чтобы вы прибыли в Ораниенбаум как можно раньше.
Пруссак удивленно взглянул на князя Сухомлинова.
— Французы начали игру, а Бестужеву это не нравится, — проговорил офицер. — А теперь пойдемте и присоединимся к нашему другу, пока он чего-нибудь там внизу не натворил.
Спустились в зал. Присоединились к графу Бабыщенко. Посидели втроем еще немножечко. Сначала ушел граф, а затем и князь. Ночью к нему вновь пришла Глаша. Вот тогда он и рассказал ей, что вынужден покинуть столь гостеприимный дом. Тогда у нее были красные от слез глаза. Зато сейчас она была невозмутима.
— Мне удалось купить вам коня, барон, — проговорил Тихон Акимыч, — как вы и просили. Он ждет вас на улице.
— Спасибо, любезный, — произнес Игнат Севастьянович и вышел из трактира.
На улице, у чугунной ограды был привязан вороной конь. Барон оглянулся на трактир, улыбнулся. Подошел к нему, вскочил в седло и поехал.
Барон остановил лошадь перед огромной лестницей, ведущей к дворцу, построенному когда-то для его сиятельства князя Александра Даниловича Меньшикова. Тут же подбежал к нему слуга в голубой ливрее, коротких до колен серых штанах, белоснежных чулках и начищенных до блеска туфлях. Схватил лошадь за узду, давая возможность приехавшему господину с нее слезть.