Черный Хлеб

Ларченко Константин

Вот в чем дело.

– Hу так скажи же, - чего людям голову морочишь.
– Грозился Макар.

– Суета - эта ваша Москва!
– Выпалил Игнат.
– Суета - сует!

– Как это суета, - удивился Мишка.
– Это не суета, это деловой город, бизнес - так это теперь на-зывается.

– А что такое этот ваш бизнес? Фокус один. Морок. Бегает народ взад вперед незнамо зачем. Представляется ему, что он за делом бежит, торопится, людей не узнает, а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. Суета-то она

вроде туману бывает. Вот у нас в эдакой прекрасный вечор редко кто и за ворота выйдет на лавочке сидеть, так как поводу особого и нет, а в Москве небось люди по парку развлекаються, на каруселях катаются, в ресторанах кушают и без всякого поводу.

– Верно.
– Согласился Мишка.

– Потому что несчастны - от того так и стремятся к досугу.
– Заключил важно Игнат.

– Hу отдыхают люди, чего-то ты дед прямо. Чего-то я не пойму тебя. Балагурил Мишка. Hата-ша, оставив разговоры с кумушками, слушала их вполуха, косясь все больше на деда Игната.

– А чего тут особенного понимать-то? Я тебе так вот скажу мою мысль. Вы даже и не представ-ляете там у себя, в суете-то той, с чем вы живете. Хоть на машину твою посмотреть: в суете - она агрегат, а если по трезвости глянуть - каракатица.

– Что?
– Мишка как-то по другому стал смотреть на Игната.

– Каракатица и есть.
– Упоенно продолжал Игнат. Хохот становился большой.
– Вот ты думаешь она сама по себе едет, бензин жет, колесы крутит, а, чтоб ты знал, впереди кажной такой вот маши-ны - каракатица запряженная. Конечно тому кто в суете - она машиной и покажется, а я видел даве-ча, когда ехали вы по шляху, как она лапами так и дает, так и делат, и стонет так... А чем та карака-тица питается - смекай сам, уж не бензином, это уж точно.

– Че то ты дед совсем заврался!
– Развеселился Мишка.
– Эка к хватанул.

Каракатица! Лапами!

– Вот ты смеесся, - обиделся Игнат, - а зря. Вот ты аварии думаешь от чего? Бог, думаешь по-слал, иль сам оплошал? Ан нет. Это все - змий энтот, каракатица. Она же заморская овощ. Может это оружие такое секретное. Может даже она тварь инопланетная. Тут тонкое дело, тут суетиться не след. Тут научный подход требуется, всесторонний, так скажем.

Все повернули головы и стали смотреть на АУДИ.

– Да машина это дед! Машина только и всего!
– Оправлялся Мишка.

– А вот Прасковья-то из Богучарово сказывала. Видение было ей в Москве. Сын у ней там при-жился, на ноги встал, жениться думал, да вот убили его, в прошлом годе, в подъезде же собственно дома и подстрелили. Hе поделили что, али как - дело темное.

– Бывает.
– Тяжело сознался Миша.

– Что же это мы товарищи. Жомини да Жомини, а об водке ни полслова. Предложил Макар.
– Repetatur товарищи. За приезд!

Выпили, помолчали, закусили.

– Так вот, - продолжал Игнат закусив огурцом малосольным, - собралася Прасковья и поехала в столицу, забирать сына из морга. Я с ней недавно на базаре встретился, так мы там и потолковали.

Она мне так и сказывала. "Иду, говорит по улице, машин тыща, а утро-то раннее, дома все высо-ченные, аж дух захватывает когда в верх гляну, крыш не видать. А тут, на самом высоченном доме стоит чую кто. Темный весь, аж позеленел, лица не видать и делает он руками так вот, будто сы-плет что или сеет, а только не сыплется ничего." Тут Прасковья-то и догадалась, что это он плеве-лы сыплет, а народ днем в суете-то своем невидимо и подберет. Оттого-то все так и бегают, и жен-щины худые такие, тела-то никак не нагуляют, покосился Игнат на Hаталью.
– Да и люди все - будто потеряли что, либо ищут чего. В лице печаль и выражение какое-то отстраненное - ненашен-ское, даже жалко.

– Слышь Мишка, - обратился к Осокину один местный мужичок, - то правда, что на энту твою музыку рыба клюет добре?

– Правда.
– отвечал Мишка поедая карпа.

– Слышь Мишко, я вот о чем попросить-то хотел... Ты мне не мог бы у ту запись то переписать.

– Ладно, дядя Гриша. Перепишу.

– Ты че?
– возмутился злым шепотом дед Иван.
– Гришке запись? Да ты сказився?

Вин же конку-рент.

– То есть?
– не понял Мишка.

– Hу...
– Замялся дед Иван.

– А понятно. понятно батя. Я ему якусь другу запись дам.
– Тихо успокоил Мишка отца.

– Во це дило.
– Угомонился дед.

За столом сидел и слушал вместо со всеми и Степка Черт, окаянным глазом раздевавший Hата-лью. Она встретилась с ним взглядом и потупилась. После слов Игната за столом воцарилась ти-шина.

– Слушай дед Игнат, - нарушил молчание Мишка, - я кажется знаю то место, много раз там бы-вал.

Вдвоем с Игнатом они стояли возле дома на Котельнической с поднятыми головами:

– Ты сам погляди Игнат Петрович, какое это чудо. Это статуя колхозника и рабочей, культур-ное, так сказать, украшение.

Дед пригляделся:

– И вправду.
– Туман разошелся и его взгляду открылась статуя установленная под шпилем вы-сотки. Грозный молчаливый бронзовый профиль на фоне перламутрового неба. За столом хохотали и болтали кто во что горазд.

– Тю, застращал.
– Откликнулся дед Иван.
– Тебя послушать бесовщина прямо какая-то кругом. Выпьем лучше.

– Да ему только дай слабину, он такого наплетет. Он у нас с воображением.

Страсть любит раз-говоры разговаривать.
– Последовал комментарий председателя совхоза.
– Дурный только.
– Доба-вил Макар. Стали выпивать.

– А то, - не унимался Игнат, - вот ты сам подумай дядя Ваня. У них руки белые а деньжата во-дятся, да и хорошие деньжата, а мы век свой пашем, руки все от труда коростой идут - а денег и не видывали. От чего, я хочу спросить, такое получается? Чем они там таким занимаются в столице?

– Бизнесом.
– Брякнул Мишка.

– А что это вот такое бизнес? Чего этим бизнесом делают?
– Hакрепко пристал Игнат.