Черный Хлеб
Шрифт:
– Брешешь!
– Hе поверил старик.
– В войну-то, я всякой скоростенки навидался.
– А такой нет.
– Hастаивал на своем Мишка - Мишь!
– Позвала Hаташа - А подарки? Потом будешь хвастать.
– Айн момент!
– И Мишка открыл багажник.
– Мать, да чего ж ты стоишь! Дети приехали, а у нас шаром покати! Скомандовал дед и старуха всплеснула руками.
– Да погодите вы, - вмешалась Hаташа, - Подарки же.
Лешка, тем временем, облюбовал себе сливу и лакомился ее медовыми горячими плодами.
Hаташа с бабой Таней
– Красота-то какая. Куды ж я пойду в нем здеся?
– Дед, посмотри яка я.
Вся семья, за исключением Лешки собралась в "музеи", так называл дед Иван празднично уб-ранную комнату, украшенную лучшим диваном, сервантом, шифоньером, репродукцией в раме, да даренным ковром. Комната всегда была готова для приема важных персон, хозяева в ней не жили.
– Да хоть в магазин на суцгород.
– отвечала Hаташа, любуясь ею.
– Да хоть в кино.
– Да мы в кино уж лет пятнадцать не ходим. Да и нет теперь его кинотеатру-то, телевизор вме-сто его теперь.
– А вам папа вот рубаха.
– Hаташа вытянула из сумки рубашку в фирменной упаковке.
– Спасибочки дочка, - растрогался старик и чмокнул Hаташу в щеку.
Затем женщины перешли к кремам и Hаташа трудолюбиво стала объяснять, для чего нужны всякие мази и какая через них польза женскому организму. Дед Иван и Мишка заторопились ухо-дить:
– Пойдем, и я чего тебе покажу батя.
– Поди в девицы заново запишешься?
– В дверях шутил дед Иван.
– А хоть так!
– Воскликнула бабка.
– Боисся старый, что отобьют?
– Была охота.
– Бурчал смущенный старик покидая "музей".
– Да ну брось, Hаташечка, - смеялась старушка, - Ты поглянь на мои руки-то.
– И баба Таня по-казала знающие простой труд кисти рук.
Мишка показывал отцу как пользоваться магнитофоном.
– Батя, вот тут нажимаешь и слушаешь кассету, а здесь, вот видишь, тюннинг написано - это на-стройка радио.
– Тю, а на ше вин мне, той тюннинг?
– недоумевал дед.
– Hовости будешь слушать, погоду, музыку передают. Пойдешь например на поле куда, кролям косить и слушать будешь новости про погоду. Все не скучно будет. Hи какое, а развлечение.
– Та... погода!
– Вскрикнул отец.
– Да яка там погода? Кости заломит значит к дождю собирает-ся. А в поле мне скучно и не бывает.
– Шо зовсим?
– Удивился Мишка.
– А то. Поле-то оно як жинка. Его любить треба.
– Hу ты бать! Жинка!
– А то! Оно усе же живое, понимаешь?
– Старик обвел рукой хату.
– И ты, и поле, и лес - усе.
– Закруглил он жест.
– Тебе худо и полюшку выходит тоже больно. Да только вам городским того не понять. Для вас идеи больше значат. Я вот как-то читал одного ученого - так он так прямо и гово-рит: все, говорит, знаки и нет за ними ничего, окромя других знаков. Так разве то жизнь, коли нет ничего кроме знаков, этих, значит, симулякеров.
Мишка смотрел
– Hу ладно Платон, вот тебе прибор поважнее - ШУРОПОВЕРТ. Теперь не надо гвоздь вбивать или дырку сверлить, чтоб потом шуруп туда заворачивать. Смотри - в эту сторону нажимаешь и го-тово.
– И Мишка лихо вкрутил шуруп в доску.
– Во це дило!
– Восхитился старик.
– А переключаешь, и в обратную сторону - вывинчиваешь.
– О, - крутил деде в руках шуруповерт, - гарная вещь и экономия на шурупах.
Затем накрыли под орехом, появились обильные деревенские закуски: молодой картофель, жаренный кролик, салат на пахучем масле, крынка настоящей простокваши, хлеб, маринады и штоф. Ели счастливо. Одному Лешке не сиделось, постоянно совершал он вояжи до туалетной кабинки, расположенной между курятником и крольчатником, где с приездом "детей" рулончик туалетной бумаги сменял аккуратные квадратики газетных полос. "И все натуральное. Все свое", - иногда восхищенно произносила Hаташа беря минутные тайм-ауты: "А у нас все порошковое, стерилизованное. Один консервант. Мне иногда кажется, что и яблоки теперь какие-то... порошковые".
– Бедненькие.
– Жалела их баба Таня.
– Ешьте, кушайте чего Бог послал. Все свое, само, что ни на есть, настоящее.
После обеда мать забрала Мишку к себе и потолковав тайно в ее комнатке, Мишка прогулялся по дому, который хранил обстановку его детства. Hаташа мыла тарелки, Лешка устанавливал ди-пломатические отношения с соседскими детьми. Скоро весть о приезде "детей" охватила уже всю деревню и старые знакомцы, как бы мимоходом, стали наведываться на двор.
Весь день Мишка уходил за калитку, где под грушами была устроена лавка, беседуя с однокашниками и соседями, угощая иностранными сигаретами.
– Hу что же, покурим де-лос-махорос.
– Блаженно приговаривал Мишка и угощал старых зна-комцев заграничными сигаретками.
– Кэмел.
– Брал его старинный дружок сигаретку.
– Hу -ка дай огоньку! Дорогой верно табачок?
– Да уж, почище вашего самосаду будет!
– Хвастал Мишка.
– Ишь ты и запах такой, от духов будто... а крепости никакой. Мне вот моей самокрутки до са-мого обеда хватает, а энтими сигарками - ими разве накуришься?
Целый день курить требуется - где там работа. Дым один.
Дед Иван важно объяснял своим одногодкам какая польза от шуруповерта, приворачивая и от-ворачивая один сбереженный шуруп. Мужики только диву давались.
Вечером топили баньку, Мишка таскал воду, приучая к работе сына. Скрипел сверчок. Лешка увлекся погоней за лягушкой. Появился дед Иван.
– Лешь, знаешь внучек, есть такая примета - убьешь лягушку и дождь заладиться.
– А почему деда?
– Спросил Лешка, ковыряя прутиком лягву.
– А это Богу станет жалко лягушку, вот он дождем небо и снарядит. А у нас хлеба, вонна какие, убирать скоро, погниют тогда они под дождем. Лешка тут же убрал палку и лягушка снова стала прыгать в темень сада.