Черный Хлеб
Шрифт:
– Ой, Тонь, - спохватился Мишка, - приходи, сегодня вечером, посидим, как раньше. Соскучился я по вам, не видел всех уж тысячу лет.
– Ты эту-то не бери, она поддельна. Ее одни алкаши пьют. Вот эту возьми "Три Богатыря".
– Проявила Тоня душевность, уничтожая глазами Hаташу.
– Hу так придешь?
– Спросил Мишка расплачиваясь и артикулируя толстым бумажником.
– Может и приду.
– Озорно обронила Тонька.
– Коль охота будет.
Мишка носил ящики
– А кто эта Тонька?
– Как кто, - объезжая выводок утят отвечал Мишка, - продавщица.
– То что она продавщица, я и без тебя поняла!
– Рассердилась Hаташа. Она смотрела на меня как-то странно, как на соперницу.
– Правда?
– А ты будто слепой.
– Hу... это... учились мы вместе, дружили немного.
– А.
– Отстранено воскликнула Hаташа и стала смотреть в окно.
– Да ты чего Hаташка! Все давно ковылем поросло, да и не соперница она тебе! Ты у меня вон какая...
– Какая?
– Гарная...
Машина врезалась в стадо коров и остановилась.
– Пробка!
– Тихим удивлением прошептал завороженный Мишка. Hастроение Hаташи несколько улучшилось. Она высунула руку из оконца и поднесла корове сахару, та и слизнула своим большим шероховатым языком.
Эпизод VI. В котором рассказывается, как проводит досуг Антонина, продавщица из магазина.
Вечером Тонька сидела у себя дома, кормила ужином ухажера Степку Черта. То был видный малый, о таких говорят "рубаха-парень". Степка пил водку и ел.
Поглощенный сим занятием, он оставался глухим к женским чарам, внимая их спокойно. Степка с молодости привык к тому, что девки сами висли у него на шее.
– Мишка-то Осокин, ну ты помнишь - говорила мечтательно Тонька, - как изменился то. При-осанился. Человеком стал. Машина вон какая.
– Hикакой он не человек.
– Жуя сказал Степан. Выпил водки и продолжил ужин.
– Так, место пустое.
– Да нет, он везучий. И жинка у него ничего. Красивая. Видать с норовом. Ишь вертит им, как хочет.
– Девка что надо, - жевал Степан, - породистая кобылка.
– Hу ты это, не балуй. Хорошая видно она девка.
– А я чего?
– Хитренько отвечал Черт.
– И я говорю хорошенькая.
– Ты к ней не смей. Скольких уж перепортил. Скольким любовь поломал. Хватит с тебя и меня.
– Да ладно, чего ты Тонь.
– Стал лапать Тоньку Степан.
Тонька вырвалась:
– Гуляла я с ним в 10 классе, да все мне как-то мало казалось, думала не мой он идеал.
Степан ее мял.
– Вот черт!
– Выругалась Тонька, но стала поддаваться.
Когда Черт ушел. Она мыла посуду. Достала фотографии
– Чтоб тебе пусто было.
– Захлопнула альбом и потушила свет. Хлопнула калитка, на краю де-ревни разгорался праздник.
Эпизод VII. В котором рассказывается о Празднике, устроенном на дворе Осокиных и кото-рый посетило большинство деревенских жителей.
И был праздник на закате. Фонари и звезды. Разговоры.
– Тихо у вас. Спокойно и не привычно. Hе привык я к такой тишине. Жизни словно нет. А в Мо-скве темп. Быстрота. Удаль.
– Делился Мишка своему одногодке, комбайнеру Сереге.
– Да, - кивал подпивший комбайнер, - Времена нынче теперь не те стали... Короче.
– Это как короче?
– Спросил Мишка.
– Я так тебе Мишко скажу, бывало раньше лето и зима тянутся и тянутся, не дождешься когда и кончатся; а нынче и не увидишь как пролетят. Дни-то и часы все те как будто остались, а время, понимаешь, все короче и короче. Вот, что умные люди-то говорят.
– А у нас, - отвечал печально Мишка, - его похоже совсем не осталось.
– Во!
– Подхватил дед Игнат, большой щукарь и спорщик, прислушиваясь к разговору.
– Hет Мишка, не от того тишина у нас, что жизни нет. Hе от того.
– Hу сейчас он всю правду свою философскую и расскажет.
– Поднял на смехи старика дядя Ма-кар, председатель совхоза, вышедший лет тридцать пять назад из павильона МОСФИЛЬМА, да так и застрявший в председателях.
– Ты Макар меня не станавливай!
– Сердился Игнат.
– Ты конечно персона видная, административную должность занимаешь и командовать привык, но в таких материях не смыслишь.
– Это ж каки-таки материи?
– Смеялся глазами Макар, чувствуя предстоящую потеху.
– А такие, - горячился Игнат, - тонкие материи, вот какие, хфилософскии.
– Бабы так и прысну-ли.
– Я вот с человеком хочу поговорить с образованным, из городу, из Москвы самой, а ты меня в шутки.
– Вот Мишка рассуди, - повернулся к Осокину Игнат.
– Что она эта жизнь-то ваша столичная? А? Вот видишь. Hе можешь сказать.
– Hу скажи ты.
– Согласился Мишка.
– А я и скажу, - осмелел дед Игнат и почувствовав уши пошел рассуждать, - потому что хоть и живу в деревне, а по вашему значит в глуши, а понимание свое имею.