Черный караван

Кулиев Клыч Мамедович

— В Петербурге вас и водку пить научили?

Бек тоже взял сигару. Вынул из кармана золотые часы и прикрепленной к толстой цепочке машинкой срезал кончик сигары. Улыбнувшись, с довольным видом сказал:

— Пить водку мы научились в тот же день, когда пришли русские. Ведь употреблять спиртные напитки не грешно. Это наши невежественные муллы объявляют их «богопротивными». А в священном Коране не сказано, будто бы «пить хмельное запрещено». Это муллы и ахуны добавили. Пить не грешно, вот напиваться допьяна и терять разум — грешно!

Бек оказался большим любителем шампанского. Он пил шампанское, а мы с капитаном, в память о Шотландии,

пили виски. Бек опять начал вспоминать Петербург. По-видимому, ему очень понравились европейские обычаи. Он рассказал о том, как ходил в театры, посещал музеи, как знакомился с русскими женщинами. Поднял бокал с пенистым шампанским и, осушив его, покачал головой:

— Нет, мы еще не умеем жить. Настоящая жизнь — там!

Я тоже рассказывал беку о Европе. Когда в головах начало шуметь, перевел разговор на нужные мне рельсы. Стараясь вызвать бека на откровенность, снова взял под обстрел Николая Второго:

— Как коварен рок! Ведь он был хозяином огромной империи. Наверно, никогда не думал, что, кроме воли божией, может существовать еще какая-то могущественная сила. И в конце концов погиб, не сумев победить скопище оборванцев!

Бек поднял веки и посмотрел на меня каким-то изучающим взглядом, но промолчал. Я продолжал:

— По-моему, Россию погубили равнодушие и беспеч-ность тех, кто вершил ее судьбами. А как вы думаете, господин бек?

Бек опять взглянул на меня вопросительно, затем медленно заговорил:

— Дело не только в беспечности, господин полковник. Бывают моменты, когда жизнь захватывает врасплох даже самых сильных людей. Вот и мы чувствуем, что попали в тяжелое положение. Большевики окружили пас со всех сторон, даже проникли в самую страну. Новая Бухара, Чарджуй, Керки, Термез, по существу, в их руках. Что же делать? Мы хотели дать отпор. Не вышло! Едва не поскользнулись сами. Если бы красногвардейцы продолжали наступать, они дошли бы до самой Бухары. Но творец помог. Скажите теперь сами: как нам быть? Допустим, на месте его светлости эмира сидите вы… Как бы поступили бы?

Я, признаться, не предполагал, что бек поведет такой откровенный разговор. Он высказался без всяких обиняков. Поэтому я тоже отбросил церемонии и заговорил начистоту:

— Ясно, как поступить. Большевики бежали без оглядки, еле добрались до Чарджуя. Вот и нужно было ударить им в затылок. Зажать с двух сторон в тиски. Но подходящий момент был упущен.

Бек слегка усмехнулся, что должно было, по-видимому, означать: «Не говорите, пожалуйста, о невозможном».

— У нас тоже есть затылки. А если бы они собрались с силами и ударили нам в затылок?

— Они не смогли бы ударить. Овладев Чарджуем, можно было направить все силы на Ташкент.

— Какие силы? — Бек в упор посмотрел на меня и поспешно добавил: — Мы, господин полковник, сразу же послали людей на Закаспийский фронт. Тогда бои шли под станцией Равнина. Наши люди сообщили, что у белых нет значительных сил, что фронт, по сути, удерживает только ваш небольшой отряд, что положение в самые ближайшие дни, возможно, резко изменится в пользу большевиков. И они оказались правы. Не прошло и полумесяца, как большевики дошли до Каахка. Разве можно рисковать в такой обстановке?

Бек вытер влажный лоб, помолчал немного и опять заговорил:

— Мы, по правде говоря, ожидали, что вы двинете на Закаспий более внушительные силы. Но наши надежды не оправдались. И потом, господин полковник, от вас скрывать нечего: наше внутреннее положение тоже не такое уж хорошее. Народ

отбился от рук. Вы, может быть, слышали: всего неделю назад в нашем собственном вилайете началась сумятица. Сам господин кушбеги приезжал и лично восстановил порядок. Если вы бывали в Бухаре, вы, конечно, знаете: главные городские ворота зовутся Ковала. Они открываются в сторону нашего города — Карши. И если в наших местах такое положение, то как вы думаете, что делается в других?

Я улыбнулся многозначительно:

— Короче говоря, вы ждете, когда прозвучит марш победы. Так?

— Нет! — ответил бек без промедления. — Мы понимаем, что не сможем оставаться в стороне от борьбы за правое дело, что не сегодня-завтра нам все равно придется схватиться с большевиками насмерть. Но мы не хотим рисковать прежде времени. Вернее, боимся… Да, да… Я говорю вам правду, господин полковник! Таких откровенных признаний вы не услышите ни от его светлости эмира, ни от его превосходительства кушбеги. Я простой человек. Не могу говорить красиво, выкладываю сразу, что у меня на душе.

Я взял еще одну сигару «Корона». Глядя, как я ее раскуриваю, бек продолжал с жаром:

— Мы привыкли жить под чьим-нибудь покровительством. Если будем уверены, что нашли надежного покровителя.. — Бек кинул взгляд на портрет Николая Второго. — Тогда мы сможем сменить этот портрет.

Капитан не отрываясь смотрел на бека и внимательно слушал. Он взглянул на меня, как бы спрашивая совета, и вступил в разговор:

— Господин бек, кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?

— Прежде всего себя… По моему глубокому убеждению, Бухаре не прожить без покровителя. Ей могут оказать поддержку только два государства: Россия и Англия. Либо то, либо другое. До сих пор мы спокойно жили под покровительством России. Вот я ем хлеб — если я солгал, да покарает меня сам всевышний… Под священной сенью его величества белого царя мы долгие годы жили, не зная бед. Он не нарушал наших обычаев и порядков, пе покушался на нашу честь и достоинство. Напротив, в нужный час поддерживал нас, проявляя отеческую заботу. Мы благодарны ему по гроб жизни. А теперь, вы видите, Россия сама в огне. Неизвестно, в какую сторону потянет чаша весов судьбы. Я не знаю, какого мнения об этом его величество пресветлый эмир, но с его превосходительством кушбеги я беседовал. Он тоже говорит: «Теперь, кроме англичан, нас не может поддержать никто». Извините меня за прямоту — раз уж к слову пришлось, скажу еще вот что. Сомнение живет в наших сердцах: вам или не следовало посылать свои войска в Закаспий, или, если уж послали, следовало сделать это по-настоящему. Отступление ваших солдат вместе с белыми, честно говоря, очень удивило и даже оскорбило пас. А большевики воодушевились еще больше.

Мне вспомнились слова генерала Маллесона: «Нет, полковник. Вы говорите не то. Если завтра большевики получат помощь из Ташкента и нам придется опрометью бежать назад… Знаете, чем тогда все кончится?» Генерал оказался прав. Я это уже чувствовал. Положение слишком тяжелое, и выправить его с помощью только символической силы вряд ли возможно.

Бек вытер мокрые губы и добавил:

— И еще, господин полковник… Сказать по правде, большевики оказались сильнее, чем мы предполагали. Они как горный поток: преградишь им путь в одном месте — лавиной несутся в другом. Поверьте: ташкентцы, если захотят, в считанные дни смогут собрать многотысячное войско. На свете больше всего нищих да голодных. И все они — на стороне большевиков.