Черный караван
Шрифт:
— Вы, бай, знаете, с кем разговариваете?
— Знаю, — надменно, нисколько не смущаясь, ответил бай. — Но я удивляюсь одному: как это вы меня вспомнили? Оружие даете Иргаш-баю… Деньги берет Иргаш-бай… Совещание проводите у Иргаш-бая… Я уж и не думал, что смогу понадобиться!
Было ясно: разговор надо начинать сызнова и в совершенно ином тоне. Я заговорил, умышленно налегая на слабые струнки собеседника:
— Для нас, почтенный бай, нет никакой разницы между вами и Иргаш-баем. Оба вы — туркестанцы… Оба вы — старейшины целого народа… У обоих у вас одна цель: вырвать с
— Разумеется. — Голос бая как будто бы смягчился. — Об Иргаш-бае сказать ничего не могу. Но мое сердце вы разгадали, словно заглянули в него. Сказали именно то, что у меня в душе… Мы ведь, господин полковник, тоже понимаем, что невозможно защитить себя, насчитывая каких-нибудь четыреста — пятьсот хозяйств, что нам нужно покровительство могущественной державы. Сказано: «У кого сильные покровители, тот ест халву». Весь народ ищет надлежащего покровителя, который в трудную минуту сможет оказать нам помощь. А нас хотят подчинить таким людям, которые ногтя нашего не стоят… Иргаш-бай… Джунковскнй…
Никаких сомнений не оставалось. Бай хочет, чтобы мы имели дело непосредственно с ним. Мы, разумеется. могли поддержать его притязания. Но оценит ли он нашу поддержку? А не хочет ли он оседлать сразу двух лошадок?
Я задал не очень приятный ему вопрос:
— Бай, я хочу спросить вас об одном: кто-нибудь, кроме нас, протягивает вам руку помощи?
— Да! — ответил Ишмет-бай, прямо глядя мне в лицо. — Афганцы… Его высочество эмир… Прислал людей и Джунаид-хан.
— А еще? — Я внимательно следил за баем. — Кто еще обещал вам место под своими крылышками?
Бай молчал. Он понимал, какого ответа я жду, взвешивал каждое слово.
Я не ошибся. Не поднимая глаз, он нехотя спросил:
— Речь идет о турках?
— Разве это не имеет значения? — Я заглянул прямо в глаза смущенному собеседнику. — Сколько лет мы ведем войну с Турцией? А вы держите при себе турецких офицеров в качестве советников. И еще пробуете обижаться на нас.
— В моем вилайете — два турка. Обоих я в течение недели переведу за рубеж.
— Зачем же переводить за рубеж? Если вы в самом деле хотите порвать с ними, сдайте их нам.
— Нет, этого я не смогу сделать, — ответил бай. — Я поклялся на священном Коране не посягать на их жизнь.
— А кто велит вам посягать на их жизнь? У нас — тысячи пленных турецких офицеров. И эти станут такими же.
Бай молчал. Я насмешливо продолжал:
— Может быть, они вам еще пригодятся? Говорят, войска Нури-паши подходят к Баку. Может быть, турки выполнят свои обещания?
Бай ответил, часто моргая мутными глазами:
— Мы, господин полковник, сыты по горло обещаниями. К тому же отлично знаем: Турция слишком далеко, чтобы протянуть нам руку помощи.
— С каких пор вы начали это сознавать? — спросил я, несколько повысив тон.
На морщинистом лбу бая выступил пот, лицо его посерело. Я заговорил еще настойчивее:
— Доверясь вздорным слухам, вы только себе вредите! Турки сами нуждаются в поддержке. А вы ждете от них помощи. Опомнитесь! Перед вами — бездонная пропасть.
Бай окончательно растерялся.
— Мы птицы с обломанными крыльями, господин полковник. Если бы знать, что вернем себе крылья, мы готовы были бы выполнить любое приказание! Но я прошу вас… очень прошу: не заставляйте нас плестись за Иргаш-баем или Джунковским.
Пора было кончать. Более важные вопросы стояли на очереди. Я спросил бая, сколько людей он сможет выставить против большевиков в ближайшие полмесяца. Он, видимо, обрадовался, что беседа переменила русло. Ответил со вздохом облегчения:
— Людей много. Не хватает оружия. Если будет оружие, я берусь хоть завтра выставить восемь тысяч человек.
— Сколько нужно оружия?
— Самое меньшее — три-четыре тысячи винтовок и хоть бы с десяток пулеметов.
— Еще? Что еще нужно?
Теперь бай должен был попросить денег. Я даже знал примерно, сколько он попросит: самое меньшее три-четыре миллиона. А может быть, и десять? Ведь он знает, что нужно запрашивать побольше!
Бай не решился сразу назвать цифру, он начал издалека:
— Положение народа тяжелое. Много голодных, голых… Джигитов приходится и кормить и одевать.
— Нужны деньги… Так?
— Да.
— Сколько?
— Четыре-пять миллионов рублей…
Я пристально посмотрел на бая и сделал ответный ход:
— Хорошо… Мы принимаем ваши требования. Но скажите прямо: что вы можете дать нам взамен такой помощи?
Бай ответил решительно, ничуть не колеблясь:
— Жизнь могу отдать! Клянусь честью, до самой смерти не откажусь от своего слова!
Я чуть не спросил ехидно: «Так же, как ты клялся туркам?» Но, увидев, что бай весь дрожит, как человек, перенесший тяжелое душевное потрясение, я отказался от этого. Смотрел на него и думал: «Неужели он играет, притворяется? Но если он способен так искусно преображаться. Тогда это чудо!» Самый прославленный артист, привыкший рыдать и смеяться в трагедиях Шекспира, не смог бы так умело сыграть свою роль. Нет, я был уверен — бай действительно взволнован. Что же вызвало такую резкую перемену? По-видимому, решающую роль сыграли два обстоятельства: во-первых, Ишмет-бай понимает, что без твердой опоры будет уничтожен и пропадет ни за грош; во-вторых, не зря он говорил: «Мы сыты по горло обещаниями». Турки-то до сих пор кормили его только обещаниями. Разве ими насытишься? А ему нужен сытный корм. Миллионы рублей. Разумеется, бай отлично понимает, что столько денег не получит. Но хорошо знает и то, что не останется голодным.
И тут я сделал предложение, которого он не ожидал:
— Вот один из моих ближайших помощников — Мир-сеид-хан. Он постоянно будет с вами. Слово его— для вас приказ. Согласны?
Бай искоса посмотрел на капитана, потом на меня, опустил голову и задумался. Я добавил:
— Если вы примете мое предложение, ни Иргаш-бай, ни генерал Джунковский не станут вас беспокоить. Все планы будете намечать вместе с Мирсеид-ханом и осуществлять тоже вместе с ним. Но помните: малейшая измена — и все для вас кончено. Мы знаем цену друзьям, но умеем и наказывать тех, кто нам изменяет.