Черный лебедь
Шрифт:
А внутренний вирус вредности многозначительно помолчав, изрек: «Ага! А у самого аж ручонки тряслись, когда рану обрабатывал и перевязывал…так на нежность пробивало…»
Глеб нахмурился. Действительно, девушка была удивительной. И невозможно уже было думать по-прежнему, чувствовать по-прежнему да и жить по-прежнему. Потеряло прочность убеждение насчет современных пионерок, поколения потребительниц и пустышек, которые сбиваются в стайки, обсуждают модные журналы, гоняются за брендами, рисуют угрожающе насупленные брови, при виде которых сразу сказка «Морозко» вспоминается и Марфушенька –душенька. А если подумать…И чего это он на современных ополчился? Эдакие марфушеньки были во все времена.
И
Хотя, видимо, он уже настолько увлекся Анной, что начинает свою подругу рассматривать через кривое зеркало. А это непорядочно. Она умна, начитанна, водит дружбу с творческой богемой, разбирается в искусстве. И к тому же Нина прекрасно готовит. Восхитительно. Он перевел взгляд на Анну: она старательно, неуклюже, с воодушевленным лицом, будто на конкурсе « Юный поваренок» кромсала огурцы. Нина. А с чего он решил, что она прекрасно готовит? Мозг, получив новую задачу, начал быстренько обрабатывать имевшуюся информацию. К его приезду еда была уже в стадии «с пылу, с жару». Нигде – следов приготовления – ни грязной посуды, ни отходов. И сама она активная, не измученная стоянием у плиты. Хотя она и не говорила, что это сама приготовила. В ответ на его «Ммм, вкуснятина» она просто кокетливо улыбалась. Да, собственно, ему и неважно было – главное – его ждали.
Он не обращал внимания на мелочи, воспринимал ее целиком. Взбрыкнет – они расстаются, мирятся – снова расстаются. Капризна, эгоистична. Но любая женщина – та еще птица. И он не орнитолог, чтобы изучать их повадки, места гнездовий и прочее.
Он понимал, что самка любой породы птиц запрограммирована на витье гнезда, высиживание яиц. Хотя опять же птица птице рознь. Кукушки подбрасывают свои яйца в чужие гнезда. Пингвиниха делегирует полномочия супругу – именно он по большей части стоит на яйце…
Из состояния глубокомысленной зависнутости его вывел голос Анны.
– Глеб Платоныч! А это у вас ритуал такой – первую порцию шашлыка сжечь? Или рецепт особый?
Штольцев едва не вздрогнул – настолько он погрузился в философствование. От неожиданности он брякнул первое, что пришло в голову.
– Ну, ваши огурцы будут достойным дополнением к шашлыку.
Могло бы сойти за корявую шутку, но учитывая, что Анна честно призналась, что она неумеха, прозвучало обидно. Анна, трогательная и нежная, враз исчезла, словно ежик спрятал свою милую мордочку в колючки.
– Мои огурцы пусть и неказисты, зато не испорчены. А ваш шашлык и волк голодный есть не будет.
– А вас ..,– защитный рефлекс уже, как демон – искуситель, вкладывал в уста Штольцева « думаете, с вашей худобой голодный волк есть будет?»
Еще вчера именно так бы он и ответил. Но сегодня все изменилось. Произошло невероятное и предельно очевидное – жить как раньше – невозможно. И по-другому тоже жить невозможно. У нее жених, богатый папа, сцена, а у него … и здесь куча нельзя. Несомненно, они расстанутся, и хорошо, если она вспомнит о нем. Но сейчас никак не хочется ссориться. Хотя бы ради возможности повторить тот волшебный миг – объятия – сердце в лезгинке – голова вообще не при делах. Только острое, до боли, чувство единения и фантастический букет эмоций.
Анна пристально, с вызовом вскинула на него глаза.
– Ну, продолжайте «А вас и волк голодный есть не станет?»
В списке удивляющих в ней качеств появился еще один пункт – читает мысли.
– А вас…я научу пользоваться ножом не только для еды. И простите, если нечаянно обидел.
– Вы
– Получается, что так, – Штольцев улыбнулся открыто и покаянно. Льдинки растаяли – взгляд девушки потеплел. Снова Анна поняла, что невольно сравнивает человека, за которого она выходит замуж и этого мужчину с пронзительным взглядом. Кирилл никогда не извинялся. Да она собственно и не обижалась на него никогда. Просто принимала к сведению его замечания. Такая классическая будущая английская семья. «Дорогая!», «Да, дорогой?!»
Минутное сомнение – и глаза Анны, устремленные на Глеба, снова поменяли выражение. Вопрос – просьба о помощи – нерешительность. И детская потребность в защищенности, потребность доверять…
– Глеб Платоныч! А можно я вам расскажу причину, по которой мы с вами здесь?
Штольцев едва не подавился куском мяса, который снял с шампура для пробы. «Ансамбль песни и пляски»,– констатировал он, даже не пытаясь понять, что творилось у него в мозгах. «Маятники», «хлопушки» и «присядки», выделываемые собственными мыслями, всерьез его обеспокоили. Они сменяли друг друга, не давая владельцу головы толком зацепиться хоть за одну. Первая – ликующая – «благодаря этой причине – они здесь». Другая – тревожная – «ведь проблема-то должна решиться». Третья – «это не в его компетенции». Четвертая – «Кирюша – 1:0 – мы выигрываем». Пятая – « почему он так разволновался». Шестая – «их отношения укрепляются». …Седьмая –« это невозможно». Сколько их еще бы пронеслось, если бы не необходимость ответить.
– Конечно.
– Я танцую в кордебалете. Чтоб вы понимали – это безликие рабочие лошадки, создающие всю красоту, зрелищность балета. С отточенной техникой, неимоверными затратами энергии и желанием когда-нибудь стать примой. Потому что прима – это известность, успех. Как из семнадцатого лебедя в третьем ряду попасть в солистки? Данные примерно у всех одинаковы. Ну, если не брать звезд. И, к сожалению, как во многих видах искусства – не последнюю роль играют связи, протекция. В театре, в котором я служу, …служила, наверно уже, прима – …, – Анна замялась неловко, подбирая слово, – подруга Винченцо Козадио, известного мафиози. Из всех нас Лючия меньше всего создана была для этого. Прима – это образ, эталон. А она чрезвычайно капризна, взбалмошна. И всем приходится мириться с этим. Кирилл хотел, чтобы я перешла в другой театр и там похлопотать за меня, сделать звездой. Я отказалась. Я считаю это неприемлемым, – девушка гордо вздернула подбородок.
И опять Глеб увидел упрямую, волевую Анну, которая его поразила при встрече. Он залюбовался. Как же хороша она была, наверно, в танце! И, несомненно, в роли солистки.
– Самое интересное началось, когда начали работать над «Лебединым озером». Одетту – Одилию – Белого и Черного лебедя – традиционно танцует одна артистка, чтобы понятно было, как принц мог их перепутать. Но Черный лебедь крутит тридцать два раза фуэте. А наша прима этого не могла сделать, и постановка катастрофически теряла поклонников. И вот режиссер, сделав тридцать три китайских поклона, убедил Лючию отдать вторую роль мне. Тем более, что мы с ней слегка похожи. Я репетировала чуть ли не до потери сознания.
И настал судьбоносный день. В кордебалете я уже не участвовала, первое действие наблюдала из-за кулис. И вот я должна была одеться для партии. Лючия, изрядно позлопыхательствовав, согласилась делить свою «звездную» гримерку со мной. Захожу туда – там висело платье для меня. И застаю там «адъютанта» Козадио, который буквально отпрыгнул от моего наряда. Такая улыбчивая гиена. Он выносил корзины с цветами на сцену для Лючии. Однако в гримерку доступ был ему закрыт.
…– Что вы здесь делаете? – спросила я.