Черный лебедь

Тур Злата

– Давайте знакомиться. Штольцев. Глеб Платонович.

– Анна Викторовна, – представилась девушка и добавила, словно сомневаясь в правильности своих слов, – Градова.

– Антонио Скоробини, – на чистом русском произнес юноша.

Не успела бровь сыщика взлететь вверх от такой вычурности, как молодой человек поспешил прояснить ситуацию, однако соблюдая необходимую, по его мнению, долю церемонности.

– Я бипатрид. Мама у меня русская, вышла замуж за итальянца, и у меня двойное гражданство.

– Очень познавательная информация, но меня интересует на данный момент другое. – Глеб продолжил, обращаясь к девушке. – Кто

вас так надоумил одеться? Верх – рокерша, низ – монашка, середина нет слов! Вы что, этот свитер у бомжей на распродаже купили?! Мы с вами не в поле кукурузном, чтоб ворон пугать.

Девушка вспыхнула, но мгновенно взяла себя в руки:

– Вам, кажется, деньги платят за мою безопасность. И вы не Эвелина Хромченко, а я не на программе «Снимите это немедленно», поэтому замечания в таком тоне я считаю элементарным проявлением невоспитанности.

Тут Штольцев уже собирался ответить этой итальянской барыньке соответственно ситуации, но все же погасил свой костер злословия.

Он осознавал, что ведет себя, как мент, переполненный чувством превосходства по отношению к гражданским. И в последнее время часто ловил себя на мысли, что род деятельности все-таки начинает накладывать свой отпечаток.

То, что он так ненавидел в бывших коллегах, сейчас раздражающе липло к нему. Хотя, может, некой развязностью многие прикрывали ранимую душу и под маской бравады прятали боль от одиночества, загнанности в рамки дурацких приказов типа «стой там, иди сюда», необходимости выражаться на протокольном эсперанто, порой забывая человеческий. « Телесные повреждения получены по месту жительства на помойке», «Со слов освидетельствуемой, при падении ударилась головой о землю. Заключение: ушиб мягких тканей левой ягодицы», «Он был задеpжан за то, что идя по улице, нецензуpно удивлялся шиpине впеpеди идущей женщины…» и тому подобные перлы.

Перейдя в частный сыск, Штольцев, наконец, избавился от необходимости писать ерунду и еще от огромной массы других прелестей. И мог уже вздохнуть свободно. Всех своих подчиненных приучил вести себя предельно корректно. А себе позволял дурачиться только с Рогозиным.

Сейчас он ловил себя на мысли, что его безумно раздражает полученное практически комсомольское задание «Если не я, то кто же?!» Поэтому он напомнил себе, что он профессионал. И на службе в полиции не позволял себе проявлять некорректность. Он выдохнул. Сосчитал до десяти. И нейтральным голосом ответил.

– Моя задача – обеспечивать вашу безопасность. Ваша задача – не привлекать к себе внимание. У вас есть обычные вещи? Просто джинсы, просто свитер или водолазка. Очки можете оставить. Если нет, пойдем сейчас купим.

– У меня есть, только достаньте мой чемодан, – сдержанно ответила девушка.

Штольцев скрипнул зубами. Начались трудовые будни… Чемодан подай, потом чего-нибудь принеси.

После того, как нужные вещи были найдены, Глеб скомандовал:

– Выходим. Вы, Анна Викторовна, в дамскую комнату. Я закажу кофе и буду ждать вас с …. – Штольцев запнулся. Это уже было выше его сил. Как этого юношу со взором горящим – то называть?! Синьор Антонио? Сразу вспомнились слова богатырского коня Юлия: «Не смешите мои подковы!» К девушке понятно – синьорина, дама – синьора, мужчина – синьор. А молодого человека – синьорин? Синьоретто – никоретто, тьфу! – С вашим сопровождающим в кафетерии, – вышел он из положения.

Анна молча кивнула.

Глеб не успел выпить и чашечку бодрящего напитка, как взор его выхватил из толпы что-то нереальное. Мимо витрин…манекенов… фотографий актрис…Голос Барыкина вдруг ни с того ни с сего зазвучал в голове, будто из динамиков… незнакомка …

Девушка, словно прекрасное видение, не шла, а, кажется, скользила по сверкающему полу. Она была похожа…Прочно теперь засевшая мелодия старого хита не давала возможности дооформить мысль. Невероятная грация, легкость поражали воображение. И только когда она направилась к их столику, Штольцев чуть не хлопнул себя по лбу. Это ж его подопечная, сбросив с себя хламиды, явила миру точеную фигурку. Голубые джинсы обтягивали стройные ноги, а черная водолазка подчеркивала тонкую талию. Под унылой косынкой скрывались роскошные волосы, забранные в высокий хвост. И хотя, точно следуя указаниям Штольцева, она оставила в качестве маскировки очки, они не могли спрятать нежную красоту лица. Метаморфоза была столь неожиданной, что старый сыщик, по его собственному выражению, едва не раскрыл рот.

Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя.

«Ага, вот и Андерсена вспомнили. Штольцев, а что это у нас за литературно-музыкальная гостиная?» – одернул он сам себя. Однако последняя мысль, не относящаяся к делу, все-таки упрямо пробралась сквозь рационализм и скептицизм. Непонятно почему, Глеб быстро окинул взором присутствующих – что-то похожее на ревность промелькнуло в душе. Он подумал, что такой красотой хотел бы любоваться один. Не делясь ни с кем.

Сейчас он пожалел, что велел переодеться. В таком виде девушка привлекала намного больше внимания, чем в тех одеждах. Пусть хоть очки не снимает. Потому что они немного скрывают магнетизм синих глаз-озер. «Все-все! На сегодня с поэтикой покончено!» – пообещал он сам себе.

– Вас в самолете хорошо кормили или что-нибудь заказать?– обретя пошатнувшееся было душевное равновесие, сухо, по-деловому, спросил Глеб.

– Я не голодна, – ответила Анна.– Тоник, подержи пакет, я в аптеку зайду, мне пластырь нужен, – тепло обратилась она к своему спутнику.

– Анна Викторовна! Давайте я буду принимать решения, куда вы зайдете!– почему-то разозлившись на это милое «Тоник», одернул Глеб девушку.

Анна метнула на него чудную синюю молнию своего взора, но, тем не менее, ответила сдержанно:

– Хорошо, вы будете решать, куда мне пойти, а я все же буду решать, что мне нужно.

И на лице ее промелькнуло какое-то неуловимо радостное изумление, которое тут же сменилось прохладной вежливостью.

Но как бы мимолетно ни было это выражение, Штольцев его заметил. Интересно, что это значило? Барышне нравится показывать свою независимость? Так никто ни на что не посягает…Хотя эта скользнувшая мимолетная искорка радости очень ей шла. У Глеба даже слегка потеплело на душе. А как же выглядит ее полноценная улыбка?

Непроизвольно всплыла цитата Ремарка: «Она улыбнулась, и мне показалось, что весь мир стал светлее».

И тут же одернул себя, не хватало еще начать думать о том, что развеселило барыньку. И снова Штольцев, вопреки визгам здравого смысла, вернулся к персоне подопечной. Знакомы они от силы пару часов, а он уже размышляет о ней. Хотя в его функционал это явно не входит. Ее внутренний мир, барынька она или нет, чему улыбается и пр, точно не должны его волновать. Она как картина, просто охраняемый объект. Все.