Черный легион
Шрифт:
Да, Скорцени торопился. Он успел разработать три варианта штурма Ватикана и захвата папы. Однако каждое посещение Рима заставляло добавлять к ним все новые и новые штрихи. Сам он уже несколько раз побывал на территории Святого престола, лично изучил подступы и подъезды к городу-государству, принуждая всех своих «курсантов Фри-денталя» проделывать то же самое.
Ситуация, которая могла сложиться в Ватикане и в Риме во время похищения, способна породить сотни всевозможных деталей и вариантов. Первый диверсант империи отлично понимал, что все предусмотреть невозможно. Тем не менее требовал этого и от себя, и от своей СС-лейб-гвардии.
— Машина Гольвега движется в ста метрах от нас, — в очередной раз сообщил Родль, расположившийся на заднем сиденье. Он почти всю дорогу сидел вполоборота, чтобы удобнее было следить за шоссе. — Хвоста не вижу. Гольвег тоже не наблюдает.
Они договорились: если экипаж задней машины заметит хвост, Гольвег включает передние фары и начинает уводить его или уничтожает прямо на шоссе.
До Рима километров пятнадцать. Фары все еще оставались погашенными.
— Продолжайте наблюдение, Родль. Для нас фары Гольвега — что поминальные свечи. Когда ни зажгут — все не вовремя.
— Не забудьте, что сегодня, в пятнадцать тридцать, у нас встреча с полковником князем Боргезе, — напомнила Фройн-штаг, глядя прямо перед собой.
Она вообще не отводила глаз от дороги, словно побаивалась, что авария случится сразу же, как только глянет на Скорцени.
На Карпаро она появилась лишь позавчера. В сопровождении троих головорезов из курсантской группы «оборотней», которых на «Специальных курсах особого назначения Орани-енбург», что на окраине Заксенхаузена, готовили для устранения иностранных политических деятелей, переметнувшихся к врагу агентов, а также руководителей подполья и активистов Сопротивления. О выучке этих коммандос свидетельствовал уже хотя бы тот факт, что снимать ножом часовых и дробить черепа прикладами автоматов они обучались на живых манекенах из военнопленных.
— Вы наведаетесь на его явочную квартиру первой, унтерштурмфюрер.
— Яволь.
Глядя на обветренное, грубоватое лицо Фройнштаг, на котором сразу же бросалась в глаза глубоко рассеченная нижняя губа, Скорцени не решался вымолвить ни одного согревающего женские уши слова. Язык не поворачивался нежничать с этим оборотнем в женском обличье.
А между тем по документам Фройнштаг числилась его женой, Лилией Штайнер. Правда, прибыв на виллу, она сразу же удалилась в свою комнату на втором этаже замка и появлялась лишь во время коротких совещаний, которые Скорцени обычно проводил сразу же после завтрака и ужина. Но это уже их «семейные» дела. Посторонних интересовать это не должно. Хотя и бросаться в глаза — тоже.
Всего три месяца назад Фройнштаг была отозвана с фронта и теперь руководила женской группой курсантов Фриден-таля из пятнадцати эсэсовок. Чин лейтенанта войск СС она тоже получила накануне своего назначения в Фриденталь. Хотя послужной список гауптшарфюрера [44] Фройнштаг, — умудрившейся одно время командовать даже карательной зондеркомандой, в составе которой она была единственной женщиной, — свидетельствовал: эта эсэсовка давно заслуживала офицерского чина
44
Гауптшарфюрер — Оберфельдфебель войск СС.
— Заодно проверю явку, — не реагируя ни движением, ни взглядом, словно фантом, одними губами, без какой-либо мимики, напомнила Фройнштаг.
— Осознаю, что это связано с некоторой опасностью… — начал было штурмбаннфюрер, однако наткнулся на ее насмешливый взгляд и стыдливо умолк. На фронте Лилия провела втрое больше времени, чем он. Однако добавил: — Ничего, подстрахуем.
Поневоле задержал взгляд на мускулистых ногах девушки, высокой, четко вырисовывающейся груди.
«Истинная немка. Интересно, намерена ли она и в эту ночь, подобно монахине, спать одна? Все жены «хороши». Но тебе досталась особенная. Впрочем, до ночи еще можно и не дожить, — остудил себя Скорцени, заметив впереди, за поворотом, шлагбаум. — Твое спасение только в этом».
— Впереди пост! — нарушил молчание Родль. — Правда, там должен находиться НАШ офицер, из итальянской секретной службы.
— Будем надеяться, что он там появился. У вас есть оружие, Фройнштаг?
— Пистолет.
— Но я ведь приказал: «Оружие не брать», — процедил штурмбаннфюрер. — Мы получим его в городе. Немедленно выбросьте.
— Он надежно спрятан.
— Разве что, — язвительно обронил Скорцени.
— Я пущу пулю в лоб каждому, кто попытается обыскивать меня.
— Запугали всю секретную службу Италии. Вы слышали приказ, унтерштурмфюрер Фройнштаг?!
— Но это мое личное оружие, — возмутилась Лилия. — Я не расстаюсь с ним с тех пор, когда вступила в «Союз германских девушек». Небольшой швейцарский пистолетик.
— Подарок Кальтенбруннера.
— Этого могли бы и не знать. В случае ареста заявлю, что вы не могли догадываться о его существовании.
«Значит, действительно Кальтенбруннера?! — мельком взглянул на нее Скорцени. — Интересно, Фройнштаг, интересно… Я-то думал: слух. Хотя… всуе такие имена не упоминаются».
— Все обойдется, господа. Вижу того, нашего, офицера, — вовремя разрушил установившееся неловкое молчание Родль.
Скорцени всмотрелся в едва различимые фигуры карабинеров у шлагбаума. Он никогда не жаловался на зрение, но мог поклясться, что с такого расстояния Родль не в состоянии был определить, какая из них принадлежит офицеру, на которого они рассчитывали. Тем не менее замысел адъютанта понял и оптимизм его развеивать не стал.
Рим все еще контролировался войсками, верными королю и маршалу Бадольо. Однако с появлением на севере Италии свергнутого премьер-министра Муссолини его сторонники в Центральной и Южной Италии резко активизировались. И теперь страна пребывала в каком-то сомнамбулическом сне всеобщей политической неразберихи, ликвидировать которую могли или окончательный захват власти войсками, верными дуче, или приход англичан и американцев. Впрочем, осуществлению операции «Черный кардинал» эта неразбериха не мешала. Скорее наоборот.
21
— Что, господа офицеры?! — возникла в просвете двери рослая фигура Рашковского. За спиной у него стояли два таких же плечистых полицая. Дверь оставалась открытой, и Громов заметил, что за ней затаился еще некто четвертый. Похоже, что в этот раз Рашковский подстраховался надежно. — Есть время отвести душу? Где бы вы еще поагитировали друг друга? Интересно, кто кого и куда склонил: вы теперь оба за беляков? Или оба за красных?
Он стоял, покачиваясь на носках, — широкоплечий, довольный собой. И руки его властно лежали на подвешенной на немецкий манер, слева на животе, кобуре.