Чёрный листок над пепельницей
Шрифт:
Гена явилась около полуночи.
— О, какая честь нам оказана! Мсье Филипов, вы ли это?! Глаза её подозрительно поблёскивали, уж не напоила ли её приятельница? Что же ты даже не спросишь, где я была?
— Хорошо, спрашиваю, — спокойно ответил Гео. Когда жена «на взводе», лучше ей не противоречить. Тем более что он понимал её состояние: она обижена, даже оскорблена его долгим отсутствием. И никакими объяснениями, никакой логикой тут дела не поправишь. Женщине нужно постоянное внимание мужа.
— А я тебе не отвечу! Можешь думать всё что хочешь…
Гена с досадой
— Ты ведь хорошо знаешь, за какой химерой я гоняюсь, — поспешил он «защититься» и даже попробовал слегка погладить круглое плечо жены, но рука его была тут же резко сброшена.
— Гоняйся, кто тебе мешает! — и Гена демонстративно натянула на себя лёгкое одеяло, поставив этим жирную точку в даже не начавшемся разговоре.
Самое обычное семейное недоразумение. Утром всё покажется не таким уж страшным. Пройдёт, и следа не останется. Плохо только, что сейчас это очень не ко времени: ему как никогда необходима полная сосредоточенность, нужно быть готовым в любой момент, как по тревоге, вскочить на коня (в данном случае это многострадальный «Запорожец») — и в путь. Днём и ночью его буквально обуревало предчувствие чего-то очень важного, что должно вот-вот случиться, и он едва сдерживал себя, чтобы не помчаться в Пловдив.
Гео не ошибся. Вернее, почти не ошибся, потому что весть, пришедшую на следующий день именно оттуда, из Пловдива, можно было расценить или как искру надежды, или как очередной мираж влюблённого.
— Это товарищ Филипов? Вас беспокоит Ярослав…
Знакомый голос, тяжёлое дыхание. Кто же это?
— Простите, кто беспокоит?
— Ярослав… Из Пловдива… — голос в трубке стал тише и глуше, в нём явно зазвучала обида.
— Тысяча извинений, Ярослав! Я совсем отупел от жары. Что у вас?
Длинные Уши не дал ему договорить — будто в пропасть ринулся:
— Послушайте! Я видел её! Видел! Вы слышите меня?
Гео, конечно, слышал, но решил «осадить» потерявшего голову парня и взял спокойный, будничный тон:
— Нет, не слышу. Повторите, если можно,
— Я видел её! При выходе из летнего кино! В толпе!
— Ну, и что же?
— Ничего… Потом я потерял её из виду… Вы, наверно, думаете, что я опять обознался, да? Не надо, очень прошу вас! Я совершенно уверен, что это была она! Неважно, что у неё были русые волосы…
— Ясно. Ну хорошо, давайте договоримся так: я сажусь в машину и еду к вам, а вы ждёте меня через два часа возле «Тримонциума», годится?
— Уже иду туда и не двинусь с места!
Гео молниеносно собрал свой нехитрый багаж, отдал тёще французский аспирин с привкусом лимона, велел ей, как сказала Гена, выпить две таблетки на ночь — и бегом к «Запорожцу». Он не оставил записку Цыплёнку, но тот наверняка сам догадается обо всём. Так, больше ничего не забыл? Документы на месте? А то можно и заночевать на посту автоинспекции, ведь его «Запорожец» просто плачет по профилактике.
Длинные
— Я просто удивлён, вы приехали так быстро…
— Я рад и тоже удивлён — на этот раз вы в одиночестве, — не без ехидства заметил Гео. Длинные Уши действительно поразил его: мятая одежда, небрит, красные глаза. Гео тут же стало жаль парня: наверняка он страдает, не стоило обижать его.
— Вы правы, может быть, действительно надо было привести её — задумчиво ответил Ярослав. Он случайно или намеренно не обратил внимания на иронический тон собеседника. — Да, она бы могла нам помочь. Она ведь умница…
— И, с вашего позволения, очень красивая девушка. Но по-другому…
Ярослав на секунду закрыл глаза, как будто его пронзила боль.
— Здесь будем разговаривать или?
— Я предлагаю отправиться на «место происшествия». Садитесь в машину.
— Нет смысла. Пешком проще.
— Хорошо, тогда я возьму сигареты.
Минут десять они молча шли рядом, не замечая улыбок, которыми их провожали прохожие: Ярослав рядом с невысоким Гео казался почти великаном, они были похожи на знаменитую цирковую пару — Пата и Паташона.
Остановились перед обшарпанным дощатым забором у летнего кино. Сейчас здесь никого не было. Возле кассы, закрытой грубым ставнем, на земле виднелась масса следов — тут побывали и кеды на рифлёной подошве, и марафонки [6] , и маленькие туфельки на каблучках, и спортивные тапочки.
Парень показал, где стояли они с теннисисткой — точно в центре толпы, зажатые со всех сторон, как сардинки в банке, когда вдруг он почувствовал на себе чей-то горячий ревнивый взгляд («Вы, наверно, тоже не раз испытывали такое? Как только это передаётся — магнитной волной или каким-то электричеством, что ли…») Он повернул голову влево, вправо и…
6
Так в Болгарии называют кроссовки.
— Она! Уставилась и смотрит. Люди толкают её. А она на меня смотрит. Честное слово, я просто голову потерял! И знаете, что я, дурак, сделал? — Длинные Уши слегка застонал, как от зубной боли, и помотал головой из стороны в сторону. — Я обнял за плечи мою девчонку, стал шептать ей в ухо какие-то глупости и поцеловал в щёку. Совсем как тогда, на Леонардо да Винчи, под окнами Эми, когда я хотел отомстить ей за то, что она спровадила меня без всяких объяснений… Только тогда, я говорил вам, тогда Эми ни на что не реагировала, и мои надежды сделать ей больно с треском лопнули. А теперь… теперь она смотрела на меня так… В общем, если бы взгляд мог убивать, я должен был бы тут же рухнуть мёртвым у ног моей новой приятельницы. Я не преувеличиваю, поверьте. Во всяком случае мне так показалось, ведь всё это длилось не больше двух-трёх минут. И пока я успел что-то сообразить, она исчезла, просто растворилась в толпе.