Черный Отряд (Десять поверженных)
Шрифт:
Твердец приближался, несмотря на грохочущую ярость Зовущей. Полагаю, столкновение произойдет завтра. Интересно, сильно ли потрепала его гроза? Наверняка недостаточно сильно, с нашей точки зрения.
Я заметил крупную фигуру в коричневом, ковыляющую вниз по дороге к пустыне. Меняющий отправился попрактиковаться в наведении шухера. Он может проникнуть в лагерь мятежников в облике одного из них, магически отравить еду в котлах или подпустить болезнь в питьевую воду. Может обернуться тенью во мраке, которой боятся все люди, и приканчивать их по одному, оставляя после себя истерзанные останки, которые наполнят живых ужасом. Завидуя ему, я не мог избавиться от отвращения.
Над костром подмигивали звезды. Он успел прогореть до углей, пока мы, несколько ветеранов, играли в тонк. Я выиграл немного больше, чем проиграл.
– Я выхожу из игры, пока хоть что-то выиграл, – сказал я. – Есть желающие на мое место?
Я размял затекшие ноги, отошел в сторонку, уселся, прислонившись к бревну, и посмотрел на небо. Звезды показались мне веселыми и приветливыми.
Воздух был прохладен, свеж и неподвижен. В лагере все стихло. Убаюкивающе пели, кузнечики и ночные птицы. В мире царили спокойствие и мир. С трудом верилось, что очень скоро это место превратится в поле боя. Я поерзал, устраиваясь поудобнее, и стал высматривать падающие звездочки, твердо решив насладиться покоем. Не исключено, что больше мне его познать не доведется.
Костер выплюнул искры и затрещал – кто-то все же решил встать и подбросить в него немного дров. Разгорелось пламя, на меня повеяло смолистым сосновым дымком, на сосредоточенных лицах игроков заплясали тени. Одноглазый сидел, сжав губы, потому что проигрывал. Лягушачий рот Гоблина был растянут в улыбке, которую он сам не замечал. Лицо Молчуна оставалось бесстрастным – ведь он Молчун. Ильмо напряженно размышлял и, нахмурившись, прикидывал свои шансы. Физиономия Поддатого была кислее обычного. Мне было приятно увидеть его вновь – я боялся, что он погиб под Лордами. Небо перечеркнул лишь один крошечный метеор. Я отрешенно закрыл глаза и стал вслушиваться в биение собственного сердца. Твердец, идет, Твердец, идет, говорило оно, отбивая барабанную дробь, имитирующую поступь приближающихся легионов.
– Тихо сегодня, – заметил Ворон, усаживаясь рядом со мной.
– Затишье перед бурей, – отозвался я. – Какую кашу заваривают для нас великие и могучие?
– Много споров. Капитан, Душелов и тот, новый, дают всем всласть наболтаться. Пусть облегчат душу. Кто выигрывает?
– Гоблин.
– А Одноглазый не сдает втихаря из-под колоды?
– Пока что мы его не застукали на горячем.
– Я все слышал, Ворон, – прорычал Одноглазый. – Когда-нибудь я тебя…
– Знаю, знаю. Раз – и я стану принцем лягушек. Костоправ, ты не поднимался наверх после наступления темноты?
– Нет. А зачем?
– На востоке появилось нечто необычное. Похоже на комету.
У меня екнуло сердце. Я быстро подсчитал в уме.
– Ты, вероятно, прав. Ей уже пора возвращаться.
Я встал, Ворон тоже, и мы вместе зашагали вверх по склону.
Каждое важное событие в саге о Госпоже и ее муже имело предвестника в облике кометы. Бесчисленные пророки мятежников предсказывали, что власть ее падет, когда в небе будет видна комета. Но самые опасные их пророчества говорили о ребенке, который станет реинкарнацией Белой Розы. Круг тратил и до сих пор тратит немало энергии, пытаясь отыскать этого ребенка.
Ворон привел меня на высокое место, откуда были видны звезды, низко восходящие над восточным горизонтом. И точно, по небу перемещалось нечто, напоминающее наконечник стрелы. Я долго смотрел, потом заметил:
– Кажется, острие указывает на Чары.
– Я тоже так думаю. – Ворон немного помолчал. – Я не очень высокого мнения о пророчествах, Костоправ. Слишком уж они смахивают на предрассудки. Но эта комета заставляет меня нервничать.
– Подобные пророчества ты слышал всю свою жизнь. Я удивился бы, если бы они не коснулись твоего воображения.
Он хмыкнул, не удовлетворившись моим ответом.
– Повешенный привез новости с востока. Шепот взяла Ржу.
– Хорошие новости, просто прекрасные, – отозвался я, приправив слова сарказмом.
– Она взяла Ржу и окружила армию Пустяка. У нас появилась возможность вернуть к следующему лету весь восток.
Мы стояли лицом к каньону. Несколько отрядов из авангарда Твердеца уже подошли к началу извилистой дороги, ведущей на перевал. Зовущая Бурю перестала колошматить противника грозой с молниями, чтобы подготовиться к отражению прорыва Твердеца через перевал.
– Получается, что вся ответственность ложится на нас, – прошептал я. – Мы обязаны остановить их здесь, или все обрушится, когда нам нанесут удар через черный ход.
– Может быть. Но даже в случае нашей неудачи не сбрасывай со счетов Госпожу. С ней мятежники еще не сталкивались лицом к лицу. Каждая миля на пути к Башне станет наполнять их все большим страхом. И причиной их поражения станет ужас, если только они не отыщут ребенка, упоминаемого в пророчествах.
– Возможно.
Мы смотрели на комету. Она пока была еще очень и очень далеко, едва различима. Ее будет видно очень долго, и до ее исчезновения прогремит немало великих сражений.
– Наверное, не стоило показывать мне комету, – поморщился я. – Теперь эта гадость мне приснится.
Лицо Ворона озарила одна из его редких улыбок.
– Пусть лучше тебе приснится наша победа, – сказал он.
– Мы заняли оборону высоко в горах, – начал я пересказывать вымышленный сон. – Твердецу пришлось гнать солдат по длинной извилистой дороге на высоту в двенадцать сотен футов. И они, поднявшись сюда, стали для нас легкой добычей.
– Ври, да не завирайся, Костоправ. Я иду спать. Удачи тебе завтра.
– И тебе того же, – отозвался я.
Завтра Ворон окажется в самой гуще событий. Капитан поручил ему командование батальоном ветеранов регулярной армии. Им предстояло держать один из флангов, сметая врага с дороги стрелами.
Мне все же приснился сон, но совершенно неожиданный. Во сне ко мне явилось колышущееся золотое существо. Оно зависло надо мной, светясь подобно множеству далеких звезд. Я не понял, сплю я или нет, но остался не удовлетворен в любом из вариантов. Все же рискну назвать видение сном, потому что это более подходящее слово. Мне вовсе не по душе мысль о том, что Госпожа проявила ко мне повышенный интерес.