Черный пес Элчестера
Шрифт:
– У нас будет волшебный урожай!
– смеялась колдунья.
– Не хватало еще, чтобы мой рыцарь пахал и сеял! Я сама этим займусь...
– И это будет, как в сказке, за одну ночь?
– Урожай за одну ночь не обещаю, но колосья взойдут!
Рукам Милицы откликалось все, что растет и цветет. Травы наливались силой, если она прикасалась к их семенам; пшеница заколосилась золотой волной, словно озимые, всю зиму ждавшие весны; цветы распускали яркие головки, и вокруг них вились пушистые шмели. Вновь свежие пучки колдовских растений протянулись гирляндами под потолком,
Вся природа радовалась Милисенте и ластилась к ней.
...Было лучистое теплое утро, когда солнце, пронизывая рассеянную дымку голубого воздуха, золотит пух юной листвы и душистых ивовых сережек.
– Я хочу пойти сегодня на наше место!
– с улыбкой попросила Фрэнсиса Мили.
"Нашим местом" они звали вершину скалы на той стороне пропасти, разделявшей долину.
– Надолго?
– оживился Фрэнсис.
– До самого вечера!
– весело ответила девушка.
– Если ты не против, то я складываю еду в корзинку...
– И ты еще спрашиваешь!
Рыцарь рассмеялся, обнял и закружил Милисенту. И ее пышные волосы тяжелыми волнами упали на его грудь и плечи.
– Знаешь, зачем мы туда пойдем?
– шепнула она.
– Боюсь поверить.
Милица покраснела и уткнулась лбом в тунику любимого, пряча смущенную улыбку.
– Ты прав. Я хочу, чтобы это случилось там, где небо совсем рядом, и откуда видно наш дом... Мне всегда хотелось лежать рядом с тобой в траве на краю пропасти, и смотреть в небо, где кружат орлы. Потому что в твоих объятьях мне кажется, что я сама летаю...
– Счастье мое, - Фрэнсис нежно прикоснулся губами к ее лбу.
– Поверишь ли, мне всегда хотелось того же. Быть с тобой там, на древних камнях, высоко над долиной, где ждет нас дом... Но осенью и зимой, увы, такие мечты были неосуществимы...
– А сейчас мы пойдем туда, чтобы позвать в этот мир новую душу...
– зачарованно прошептала волшебница.
– Да, эти две мечты должны были осуществиться только так... Только вместе...
– Ты давно не пьешь траву?
– осторожно спросил юноша.
– Первый день?
– На самом деле ее срок кончился около недели назад. Но...
– девушка покраснела.
– Скажи, родной, ты имеешь понятие о том, что у женщин есть такие...особенные дни...
– Когда им нельзя посещать церковь?
– с усмешкой уточнил он.
– Когда они бывают нечисты? Конечно, имею.
– И с шутливым недовольством проворчал: - Еще бы я не имел, когда десять дней назад ты к себе и пальцем не давала притронуться! И так раз в месяц...
– Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос. Первую неделю после этих дней глупо даже думать о ребенке! К тому же могло еще сказываться действие зелья... А сегодня, я полагаю, можно попробовать, милый! Если ты не передумал...
– Я?.. Так, быстро собирайся, и идем!
– Фрэнсис сграбастал свою ненаглядную в охапку, быстро поцеловал в губы и вручил корзину.
– Там должна быть еда, и побольше! Потому что нам придется потрудиться, золото мое!
Сборы не заняли много времени. Больше отняла дорога: через звенящий от брачных песен птиц лес, через хмельные от солнца весенние луга в мелкой россыпи цветов, где Милица собирала букеты и плела венки...
Ели тихо качали в вышине мохнатыми лапами, осыпали пушистую мелкую порошу белые соцветья рябин, молодой папоротник цеплялся за ноги идущих - в сырых низинах, где рокотала река, перекатывая гальку прозрачными холодными волнами.
Тут, у брода, они наполнили фляжку и перебрались по камням на обрывистый крутой берег. А дальше - по скалам и валунам, вверх и вверх, к щедрому теплу солнца, к высушенной его дыханием макушке горы.
Плоскую площадку густым ковром покрывали длинные золотые пряди прошлогодней сухой травы. Сквозь них начинала пробиваться нежная молодая травка, и золото ушедшего сливалось с ярким изумрудным горением нового...
Неприступная скала, вздымавшаяся над головами, источала тепло, как печка. Ветер, прилетая из долины, нес свежесть и тонкий аромат цветущей ивы. Воздух лучился голубой дымкой, словно в нем растворилось солнце.
Отсюда их дом казался совсем крохотным, а окружавшие его постройки - не более чем россыпью детских кубиков.
– Какое все же чудесное место...
– тихо вздохнула Милица, опуская корзинку с едой на землю. Фрэнсис расстилал на траве плащ.
– Ты так говоришь, родная, словно прощаешься с ним.
– Фрэнки...
– вздохнула Мили.
– Что бы мы ни говорили о втором этаже, о хозяйстве и поле...мы же оба понимаем, что это мечты. Сказанные вслух мечты. Потому что и тебе, и мне нельзя остаться. Потому что мы должны уйти. И мне больно... Я привязалась к нашему дому, а он привязался к нам...
Она села на плащ и долго задумчиво смотрела в долину. Фрэнсис сел рядом и обнял ее за плечи.
– Скажи мне, дорогая, а почему ты ждала весны? Если бы мы решились зимой, миновала бы уже треть срока! У меня были свои соображения, но мне интересно, совпадают ли они с твоими...
– Ну, как же, Фрэнки...
– немного растерянно проговорила Милица, изумленно глянув на рыцаря.
– Весной по горам можно пройти дальше, в альпийские долины. И ты прав: понеси я в декабре или, того лучше, в ноябре, прошла бы уже треть срока, и мне с таким животом отправляться через перевалы? Как ты себе это представляешь, дорогой? А сейчас мы быстро доберемся до места, и никто даже не заподозрит, что ваша спутница, сэр рыцарь, беременна! Думаю, мы успеем за первые три месяца, когда о будущем ребенке знает только мама!
– девушка улыбнулась.
– И очень часто не подозревает даже папочка!
– Полагаю, не в нашем случае?
– шутливо нахмурился Фрэнсис.
– Потому что, счастье мое, мы никуда отсюда не уедем до тех пор, пока не будем уверены, что у нас получилось...
– Я согласна, дорогой, тут нам не о чем спорить!
– рассмеялась Милица.
– А теперь подумайте, моя леди. Я знаю, что вы носите моего ребенка. И вы полагаете, что я потащу вас через горы?..
– Но первые три месяца вполне...
– Даже не думайте, моя госпожа!
– он поцелуем закрыл Милице рот и, обняв, осторожно уложил на плащ, а сам устроился рядом.