Черный призрак
Шрифт:
— Я словно во сне видела, как ко мне идешь, вид у тебя усталый и больной, спотыкался и падал, но шел. Почему-то глаза у тебя были закрыты. А когда умирала, то знала, что ты где-то рядом и тебе так же плохо, как и мне. Зачем полез в лабиринт?
— Тебя спасать. — Я все-таки выпутался из мокрой тряпки и вздохнул с облегчением. — Правда, глупо?
— Раз ты такой глупый, то и мне комбинезон снимай…
— Вот еще, у меня сил нет…
— Настя, прекрати!
— Папа, он мне жизнь спас. — Девушка слабо улыбнулась. — А по нашим законам он теперь даже больше, чем родственник. Не стесняться
— Так нельзя! Ты же девушка и должна заботиться о своей репутации!
— Папа, перед кем мне здесь о ней заботиться? Перед Григом? Так он уже знает, какая я испорченная. А потом, зачем мертвой девушке репутация? А я такой была совсем недавно, помнишь?
Сергей Сергеевич помрачнел:
— Да, я думал, ты не выживешь. Это Григ вытащил тебя оттуда. Ты не дышала, и сердце не билось, я думал, что сойду с ума. А он положил тебя на плечи и понес сюда…
— Я знаю, что именно он меня вытащил с того света, поэтому дай нам побыть вдвоем. Тебе бы тоже не помешало в яме посидеть, выглядишь ужасно: какой-то бледный, усталый, больной…
— Да, да, — засуетился профессор, мне на него почему-то было тяжело смотреть. Он смущался, как мальчишка. Ему было неудобно. Вот что значит старая выучка! Никак такие не могут привыкнуть к тому, что в сегодняшние времена все стало гораздо проще в отношениях между мужчиной и женщиной.
— Я рядом буду… — Сергей Сергеевич разделся, оставшись в больших синих семейных трусах. — Если что… позови…
— Ты лучше дальше будь, а не ближе. — Настя снова повернулась ко мне и посмотрела своими серьезными глазами, не было в них ни чувственности, ни желания, а только глубокая усталость. — Сними с меня комбинезон, пожалуйста, у меня сил нет.
Я осторожно снял с нее мокрую, потерявшую цвета тряпку, и она со вздохом облегчения прижалась ко мне всем телом, закрыв глаза. Я понял: ничего ей от меня не надо, кроме тепла, зря профессор беспокоился. Мне от нее, кстати, тоже ничего не нужно, на любовь силы требуются, и немалые, а их у нас нет.
Мы лежали молча, обнимая друг друга, и нам было хорошо.
Иногда достаточно просто знать, что рядом с тобой находится кто-то живой и теплый, и тогда все остальное становится неважным.
Мы здесь, рядом, и этого вполне достаточно для того, чтобы найти в себе капельку мужества и жить дальше.
От Насти шло тепло и еще что-то вроде признательности, доверия и, наверное, все-таки любви, хоть я по-прежнему не знал, какой она бывает.
Слишком сложное это чувство, состоит из многих компонентов, которые трудно найти и собрать вместе, а если нет хотя бы одного, то это уже не оно, а что-то другое…
— Ты зачем в лабиринт полезла? — вернул ее вопрос просто так, чтобы ни о чем не думать.
— Ты правда хочешь это узнать? — Она открыла глаза и посмотрела на меня мутным усталым взором.
— Хочу…
— А если скажу, что была дурой, тебя устроит?
— Нет. — Я помотал головой, насколько это было возможно в плотной грязи, да еще обнимая девушку, висящую на шее. — Тогда еще больше возникает вопросов.
— Каких?
— Почему раньше казалась умной?
— А… — Она поцеловала меня в щеку, и на мгновение мне все стало неважно. — Я и раньше была дурой,
— Неправда. Существует причина, о которой ты мне говорить не хочешь. Почему? Не доверяешь?
— Нет.
Я замолчал, обиделся, отодвинулся бы в сторону, да как это сделаешь в небольшой яме, где двоим так тесно, особенно когда чужие руки обнимают тебя и гладят…
— А я тебе жизнь спас…
— И что? — Она говорила одно, а ее губы целовали меня, сводя тем самым с ума. Понимал, что делает это нарочно, чтобы ничего не говорить. — Я тебя тоже раз спасла, так что в расчете.
— Да… — Я тяжело вздохнул. — Значит, не веришь мне.
— Конечно, не верю, я же тебя люблю.
Она сказала это просто, словно обычные слова, а я задохнулся от нахлынувших чувств. При этом произнесла, даже не открывая глаз. Обыденно — просто констатация факта. А чего кричать? Люблю и люблю. И что? Ничего не поделаешь… Интересно, а мне что с этим делать? Как жить? Я вздохнул. Одно дело, когда отвечаешь только за себя, и совсем другое, когда еще за кого-то…
А не отвечать не получится. Любовь — штука сложная. Вот жили два человека, каждый сам по себе, встретились, и вдруг оказалось, что расстаться не могут, привязаны друг к другу множеством самых разных ниточек. Был один, стало двое, и теперь рассчитывай все свои действия за себя и еще того, кто рядом, совсем другой, чем ты. И сделаешь что-то не так, то станет вдвойне больнее, потому что вас теперь двое, а значит, и боли две.
— А если я тебя не люблю?
— И что? — Настя фыркнула так, что мне в лицо брызги полетели. — Ты-то тут вообще при чем? Это мои чувства. И мне с этим придется справляться, а не тебе…
— А я?!!
— А у тебя свои чувства, они отличаются от моих хотя бы потому, что ты — мужчина. К тому же пришел из другого мира, у вас иная культура, привычки, мышление, у тебя генокод и тот другой…
— А… — успокоился я. — Действительно. У меня и ножа в ножнах на ноге нет, как у тебя.
— Ага. — Она снова прижалась ко мне, и в низ моего живота снова спустилось тепло. Хорошо, что грязь все скрывает. — Давно известно: мужчина — существо иррациональное, оружие ему давать нельзя, он сразу устраивает драки, войны и иные подобные глупости с кровопролитием.
— Ты это мне говоришь для того, чтобы не рассказывать о причинах, заставивших тебя пойти в лабиринт?
— А чего о них рассказывать? Говорили уже. Вам, землянам, не нужны планеты, где живут другие разумные существа…
— Это еще почему?
— А что у вас в книгах пишут?
— О чем?
— О первом контакте…
— А… — Я подумал, что Настя права. Большинство наших книг о том, как бравый герой убивает всех инопланетян, один или в компании с другими героями. Причем абсолютно неважно, с какими намерениями пришли они к нам. Главное — они сильнее или умнее, а это серьезный повод для того, чтобы задать им хорошую трепку. Так и в детстве было — придут ребята с другого двора, значит, быть драке. Мы будем их бить только за то, что они родились на два дома дальше, а они нас за то же. Глупо. — Наверно, ты права, мы не готовы к такому контакту.