Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
Скорлупка воспоминания хрустнула, и ядрышко выкатилось на поверхность.
– Плацдарм!
Илюшин одобрительно хлопнул в ладоши.
– В жизни бы без тебя не вспомнил! Умница!
Бабкин увидел, как Саша зарделась, и страдальчески закатил глаза. Конечно, не вспомнил бы! Кого Макар дурачит? У него память как у слона, он диалоги двухлетней давности воспроизводит с точностью грампластинки, не напрягаясь.
Но его короткой выразительной пантомимы никто не заметил.
– В общем, всем сестрам досталось по серьгам, – резюмировал Макар. – Одного назвали ворюгой, другого бабником, третью кровопийцей,
Сергей ухмыльнулся:
– Мощная старушенция! Прямо-таки жаль, что не был знаком с ней при жизни.
– Она бы тебя по косточкам разобрала и собрала заново в другом порядке, – заверил Макар. – Когда я уходил, она только раскочегаривалась. Мотор заводила, пробовала скорости. Вернулась бы – и тогда уж понеслась бы душа в рай со свистом!
– Вот вам и мотив.
Под самым окном внезапно недружно заорали коты и так же неожиданно смолкли.
– Мы не знаем, что скрывается за каждым ее нападением. – Саша встала, чтобы задернуть шторы. С включенным внутри светом она начала чувствовать себя неуютно. Кто там ходит за кустами сирени? Кто распевает под окнами? Шавлов – странное место, а они здесь чужаки, и кажется, в них внимательно всматриваются снаружи. Три яркие рыбки, плавающие в этом аквариуме среди местных карасей и ротанов, они могут вызвать куда больше агрессии, чем им кажется.
Пока этот сонный городок преподносил им один неприятный сюрприз за другим.
Как ни странно, в доме Сысоевых Саша чувствовала себя увереннее, чем здесь. Да, рядом Бабкин, который, в отличие от провокатора Илюшина, снижал уровень агрессии в любой компании одним своим присутствием. Не потому, что он излучал флегматичное дружелюбное спокойствие, как Олег Сысоев. А потому, что лишь очень недалекие и бесстрашные люди решились бы обострять конфликт рядом с ним. Фактически от Бабкина постоянно исходило ощущение угрозы, и это действовало на буйные головы отрезвляюще.
Но в этом тесном доме на обрыве Саша не испытывала того чувства безопасности, которое обволакивало ее в суматошном жилище Сысоевых. Там было крикливо, шумно, надрывно пела из магнитофона Черемошня, яростно бились тарелки, там Алевтина обвиняла своего мужа во всех грехах, а Рита зыркала из угла, как вампир, но над всей этой дурной суматошностью царило спокойствие другого рода, не сиюминутного, а глубокого. Без сомнения, так проявлялось влияние Нины. «Старушки могут сыпаться с неба, – словно бы говорила она, – дети вылетать из гнезда в компании каких-то неподходящих личностей, повсюду может твориться полное безобразие, но в целом жизнь все равно идет так, как должна идти, и так будет всегда».
Мужчины этого не ощущали. Это была женская магия.
– Братцы-кролики, а братцы-кролики! – позвал Бабкин, и ненужный кодекс со стуком свалился на пол. – Ваша покойная старушенция очень много наговорила на прощальном ужине. И похоже, это был шифр. Пока не поймем, что она несла, с места не сдвинемся. Макар?
Илюшин перевернулся на спину, заложил руки за голову и уставился в потолок. Бабкин посмотрел-посмотрел на него, прилег рядом и тоже стал смотреть. Саша задрала голову и увидела в верхнем углу паутинную сеть.
– А я вот не стану вносить свою лепту в ваше индуцированное безумие. – Она подняла пыльный кодекс. – Что вы там увидели?
– Созвездие Большого Пса! –
Первые сутки после задержания Галка находилась в таком состоянии, что даже не запомнила лица назначенного ей защитника, равно как и имени. В памяти ее смутно осело, что с ней разговаривал какой-то мужчина, который сильно шепелявил и постоянно потирал пальцы. Но что он хотел? Зачем приходил? – этого она сообразить не могла и даже не особенно пыталась.
Причина заключалась не в том, что ее ошеломило задержание в качестве подозреваемой. Жизнь рушилась потому, что летящий на всех парах поезд свернул на запасные пути. Стало совершенно ясно: Олег на ней не женится. Не будет ее любить, не захочет от нее детей и никогда не скажет, что только эту женщину желает он в спутницы себе, чтобы они жили долго и счастливо и умерли в один день.
Вывернутая наизнанку и завязанная морским узлом логика Галки позволяла ей допустить, что Олег еще мог бы жениться на убийце своей троюродной тетки. В конце концов, родственница была немолода и не слишком любима. Хотя и такую родню убивать, конечно, без веских причин не следует. Но ужин! Торжественный ужин, до завершения которого было так близко!
Галка стонала в своем изоляторе, как Эдмон Дантес до встречи с аббатом Фариа. Она грызла бы стены и рыла подкоп, если бы это помогло ей вернуть любовь всей ее жизни. Но Сысоевы придавали ужину сакральное значение. Ничем уже ей не исправить того, что она провалила! И Галка страдала сильнее, чем если бы ее присудили к сроку за убийство, которого она не совершала.
Мысль о том, кто же на самом деле убил Елизавету Архиповну, посещала ее ненадолго и удалялась в обиде на то, что ей не уделяют должного внимания. В самом деле, какая разница, думала Галка. Хоть дядя Гриша, хоть его сушеная жена, хоть сама Нина! Что толку выяснять? Истина никогда не работает, как маховик времени. Нельзя, узнав правду, перевести стрелки событий назад и отменить уже свершившееся. Даже если Олег поверит, что не его невеста убила Пудовкину, это не поможет начать ужин заново.
«Тем более сейчас будут похороны», – сказал внутренний трезвый голос.
Похороны! Потом сорок дней, потом шесть месяцев траура – в общем, Олегу будет не до Галки.
Полгода – это без пяти минут вечность. За те три дня, что Галка сидит, заточенная в изоляторе, девица Курятина развернет бурную деятельность. В этом у Галки не было ни малейших сомнений. Сама бы она точно развернула. Ради Олега? Ха-ха! Да она бы в эти три дня его соблазнила, забеременела и родила. Тройню. И собаку. В смысле, собаку бы завела, чтобы уж никаких сомнений не оставалось: мы семья, у нас и домашний питомец имеется!
Так что насчет Кристины Галка не обольщалась.
«Может, она-то все это и устроила?» – подумала Исаева. Но здравый смысл скептически покачал головой. Курятина могла устроить в лучшем случае скандал, в худшем – стриптиз. Как источник коварных замыслов ее кандидатура была не более вероятна, чем боксера Валеры. Тот еще интриган.
Галка дернулась и посмотрела на стенку широко раскрытыми глазами. Стенка была выкрашена омерзительным грязно-зеленым цветом, который первые четыре часа ее заключения причинял Исаевой дополнительные моральные страдания. Но сейчас она видела не ее.