Черный рыцарь Артур Ярош. Книга 3. Защитник униженных
Шрифт:
– Да разве ты ничего не знаешь, мой бедный друг?
Ледяная дрожь пробежала по моему телу, и я вскочил со своего места.
– Вендрон… старый друг! – задыхающимся голосом заревел я. – Ради Бога… говори же… мой отец… мать…
– Умерли… оба умерли! – убитым голосом проговорил старик. – Ах, мой бедный Пухлер, ты и не подозревал, какое горе тебя ждет на родине!
И посадив меня рядом с собой, старик продолжал:
– Это было недели три после того, как ты ушел на военную службу. Негодяй Катильон пришел однажды к твоему отцу и просил его отдать
Твой отец, догадываясь об искусных намерениях негодного управляющего, наотрез отказал ему.
На следующий день Жан Катильон позвал твоего отца к себе в замок. Ничего не подозревая, старик отправился в замок, но лишь только он вошел в кабинет управляющего, на него накинулись двое слуг, и, повалив его на пол, связали ему руки и ноги.
По знаку Катильона, один из слуг взял кожаную плеть, которой он стал безжалостно стегать по спине твоего отца. Несчастного привезли домой в бесчувственном состоянии, из которого он уже не очнулся. Он скончался через несколько часов после этой бесчеловечной экзекуции.
Твоя мать не пережила этого горя, и три дня спустя ее похоронили возле могилы твоего отца. Я закрыл глаза и тихо заплакал.
Но вдруг я вскочил на ноги, и, устремив испуганный взгляд на старого торговца, дрожащим от страха голосом спросил его:
– А сестра?
Старый Вендрон не сразу ответил. Очевидно, добрый старик щадил меня, он медлил еще самой страшной вестью.
Я схватил Вендрона за руку, и не своим голосом заревел:
– Ради Бога, Вендрон, скажите мне, что стало с Анной… или она также умерла…
– Крепись, молодой друг, – тихо ответил, наконец, старый торговец, – она жива… но, может быть, ты был бы более рад, если бы и она последовала за родителями в гроб… Да, друг мой, твоя Анна живет у Жана Катильона, убийцы ее отца и матери… Она управляет его домашним хозяйством, но она также… его любовница!
Глухой крик вырвался из моей груди, и я опустился на траву. Старый торговец предоставил меня моему горю, и молча, глядел на мое безмолвное горе, хорошо понимая, что происходило в моей истерзанной душе.
– Ах, зачем не погиб я на войне от вражеской пули? – воскликнул я, наконец, вдруг вскочив на ноги. – Зачем я дожил до этого позора своей сестры! Боже мой… моя Анна…
Но старый Вендрон положил мне на плечо свою руку и нежным, отеческим тоном заговорил:
– Послушай, мой добрый друг, ты уже не мальчик и я думаю, что ты знаешь, чего требует от тебя долг сына и брата…
Эти слова разом стряхнули с меня тяжелый кошмар, давивший мою душу. Старик сказал мне то, что уже кружилось в моих мыслях, но в первый миг отчаяния я весь находился под влиянием ужаса и оцепенения.
– Да, вы правы, старый друг! – воскликнул я. – У меня есть священная обязанность, на мне лежит долг мести… Я должен отомстить за кровь моих родителей и позор Анны. Я знаю, что мне нужно делать, и я не отступлю от своего долга, если бы даже это стоило мне жизни.
– Теперь я узнаю тебя, моего прежнего Пухлера. – сказал старик, крепко пожав мне руку. – Да поможет тебе Бог в этом добром деле! Уже три года невинно пролитая кровь твоего отца тщетно вопиет о мщении, а с неба на тебя с укором глядит твоя мать… Но громче сего кричит и зовет к мести, позор твоей сестры, которая, поныне еще влачит жалкую жизнь любовницы этого негодяя.
– Благодарю тебя, старый друг. – сказал я, протянув торговцу руку, – Мы может быть больше не увидимся, но ты услышишь обо мне… Если я погибну, ты прольешь дружескую слезу и вспомнишь добром своего рано погибшего друга.
Старик крепко пожал мою руку, и я отправился, но дороге к деревне.
Когда я, немного спустя, обернулся, я видел, как старый Вендрон уже погонял своих лошадей, но он сидел на повозке лицом к деревне, глядя мне вслед. Он еще раз кивнул мне головой, и мне показалось, что на его лице сияла добрая радостная улыбка.
Я приближался уже к деревне, и мне попадались навстречу знакомые лица. Но ясно, было, что никто из них не узнавал в высоком широкоплечем солдате выросшего среди них юношу, которого три года тому назад забрали на военную службу. Это обстоятельство радовало меня, ибо я уже успел составить план мести, и мне не хотелось, чтобы в замке стало известно о моем возвращении.
Скоро я вошел в деревенский трактир, где за тем же прилавком, как три года тому назад, сидел тот же старый трактирщик. Хотя я был редким посетителем трактира, но старик хорошо знал меня с самого моего детства. Не без удовольствия заметил я, что и он не узнал меня.
Я сел у маленького столика и заказал бутылку вика. Около часу я просидел в трактире, обдумывая все подробности плана мести, который я хотел выполнить еще в этот вечер.
Солнце уже склонялось к закату, когда я подходил к старому замку, который как мне казалось, глядел теперь мрачнее и суровее обыкновенного. Когда я вошел во двор замка, я увидел сильно суетившихся людей, нагружавших несколько возов хлебом.
Никто не обратил внимания на незнакомого солдата, и мне удалось никем незамеченным пробраться в длинный темный коридор. Дорога была слишком хорошо известна мне, и я скоро попал в левый флигель замка, где находилась квартира управляющего. С сильно бьющимся сердцем я подошел к большой двери и постучался. Минуту спустя я услышал шаги, а вслед затем открылась дверь.
Предо мной стояла Анна… Но как изменилась она! Правда, она и теперь была еще довольно красива, но она казалась постаревшей не на три года, а на целых десять лет.
Вместо прежней живой и миловидной девушки с кротким невинным лицом и улыбающимися глазами, вместо всегда веселой и детски беззаботной Аннушки, я увидел пред собой вполне созревшую женщину, сильно пополневшую, красота которой уже выцветала.
На ее лбу уже виднелись глубокие морщинки, ее лицо имело усталое выражение с грустным оттенком – верная печать горя и заботы. А ее глаза, глубокие, прекрасные, потеряли свою прежнюю живость и прелесть, они отражали сильную душевную скорбь.