Черный снег на белом поле
Шрифт:
Если бы арка Януса существовала и поныне, впору было бы не запирать ее вовсе. Через «мировую дверь» убийственный хаос врывается в наш мир ежечасно, ежесекундно.
Кстати, Голливуд, этот Вавилон виртуального мира, объявил недавно о производстве римейка хичкоковских «Птиц». Кому-то потребовалось повторить ритуал. Есть люди, которые считают: фильмы-катастрофы, как ритуалы, вызывают реальное обрушение мира.
Но эта катастрофа произойдет не по их сценарию. То, что будет, известно: «После этого я увидел иного Ангела, сходящего с неба, и имеющего власть великую. Земля осветилась от славы его.
И воскликнул он сильным, громким голосом: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы...» (От. 18:1,2).
ЗАГОВОР ОТКРЫТ
Часть первая
Если введешь дозу, то не просто упадешь. Ударишься добрым молодцем о землю — и превратишься в птичку. Вылетишь из гнезда кукушки и тут же поймешь язык синиц и ласточек. Или даже крылатых ангелов.
Полетели, зовут они! Над текучими первобытными водами. Над полянками нарциссов. Над плантациями мака и зарослями конопли. Над вершинами Олимпа и Парнаса. Над полями черного снега... Какова высота духа! Каков полет фантазии! Вот они, детские сны! Вот она, мечта! И синяя птица Метерлинка рядом. Почему она кричит: «МК-ультра! МК-ультра!?»
Или белый охрипший петух прокукарекал? Как тут не заорать благим матом этому символу белого американского Юга! Того и гляди — «черные пантеры» сожрут... А, может быть, другой петух прокричал? Не тот ли, что купила на базаре глухая кума? Вырвался и полетел! Но почему у него вместо хвоста — змея? Уж не Абраксас ли? Пошел прочь, постмодернистский прохвост! Кыш, летящая абракадабра!
Тень на землю упала. Фантазия парит на черных крыльях. Это в воображении ослепшего поэта Джона Мильтона к Земле спускается сам сатана. В поднебесье он встречает владыку Хаоса, который недоволен тем, что часть его владений отторгнута для создания ада. Этого персонажа «Потерянного Рая» зовут Анарх. С анархистами мы еще встретимся.
А вот перышко качается в потоках воздуха. В фантазии Виктора Гюго перо из крыла падшего ангела превращается в ангела Свободы. Со временем ему поставят жутковатые памятники — сначала во Франции, а затем в Америке. Пустотелый монстр, в чреве которого ползут на площадку обозрения тысячи любопытствующих. Незрячие глаза и факел в руке. Все необходимое для поджога... Но лучшим памятником свободе в ее западном смысле станет рекламный плакат в провинциальной американской забегаловке: «Сыт — значит свободен». Произнося первую часть слова «чизбургер», каждый улыбается стоматологически-вынужденной улыбкой свободного по-американски человека... Он улыбается и не замечает зловещего шума крыльев над своей головой. «И как коршуны слетаются отовсюду туда, где заметили или почуяли зловоние издохшего животного, и пожирают его, так и демоны: где ни увидят плотского и страстного человека, там устраивают свое гнездо и мысленно, то есть постыдными похотями, пожирают это плотское тело».[2]
А по-нашему, свобода достигается иначе. Старец Иосиф Ватопедский говорил: «Свободен тот, кто не подчиняется удовольствиям, плотским или духовным. Недалеко от свободы и тот, кто, живет, руководствуясь умеренностью...» Только так ум освобождается от хаоса помыслов...
Как вихрь пронеслись — кто на помеле, кто на баране — ведьмы. Опустились на лысую гору... Нам вниз лучше не смотреть. Сейчас упьются, и дело дойдет до свального греха. И председательствующий «козел» приобретет черты птицы — символа «освобождения» участников шабаша. Так происходит «пробуждение демона свободы» (характерно, что в Риме одним из имен Диониса было Liber).[3]
Раньше кроме птиц вверх взмывали только твари бестелесные. Теперь все иначе. Какой-то местечковый зеленый скрипач поднялся над землею. Молодая еврейка из Витебска, чтобы вообще не улететь в поднебесье, за руку мужа схватилась. Старика с мешком тоже держит лишь посох, упирающийся в землю. А ноги его уже приподнялись над забором. Отними палку, и он, невесомый, улетит как воздушный шар. Без палочки он — ноль... Кстати, кто у него барахтается в мешке? Ягненок, что ли?
Еще картина: «Человек, шагающий над городом». Кто и когда так шагал? Это Шагал.
Такую свободу все они почувствовали, что полетели! Большинство — в Москву. В хаосе революции видимые бесы уже явно обнаружили свое родство с духами злобы поднебесной.
А это кто? Крылатые музы? Считается, что их мать — Мнемозина — обладает всеведением. Почему у каждой серьга в одном ухе? Или их маркируют по примеру орнитологов? Отслеживают маршруты. К этим переносчикам идей лучше не приближаться. Они дыхнут — и подцепишь заразу похуже птичьего гриппа. Не без основания вдохновение поэта сравнивают с вызыванием духов умерших или снисхождением во ад (в обоих случаях для того, чтобы познать неведомое). [76]. Поэтому аэды (от греческого — соловей) — зачастую поют, сидя среди зарослей «цветов зла».[4] Помните, как в «Фаустусе»? Муза безумного композитора Адриана Леверюона оказывается бесом. И он уверяет, что вдохновение «ныне можем предложить только мы... это тебе, милый мой, уже не классика, это архаика, самодревнейшее, давно изъятое из обихода»...
А это кто взлетел на такую высоту? Это Нобелевским лауреатом стал академик Сахаров. Деньги динамитного короля Нобеля производят взрывы, более сильные, чем взрывчатка. Они запускают «на орбиту» не с космодрома, а прямо с места подрывных работ. Оттуда, где подрываются традиционные устои и государственность.
Дело к ночи. Захлопали совиные крылья. Дьяволица Лилит летит на кровавую охоту. В старые времена, когда предусмотрительные люди рассыпали у кроватки новорожденного пепел, наутро обнаруживали следы птичьих лап... Детоубийство вообще порхает как птичка. Ну, «залетела» девочка. Легкомыслию кажется, что, избавившись от бремени, можно беззаботно лететь дальше. О воздушных мытарствах не думает почти никто.
Запахло табачком. Индейские вожди порхают. Или шаманы? Чтобы «улететь», прикурили от адского пламени и утыкались перьями орла. Одетая в перья душа обретает крылья. Человек уподобляется пернатому змею — извергает из пасти дым и парит.
Из такого полета можно и не вернуться.
А можно возвратиться — пророком. Психоделическим.[5]
Орел — человеческий гений, поднимающий мысль ввысь. Так писал Уильям Блейк. Его собственные мысли парили зачастую в нечеловеческом поднебесье. Почитатель безумного Сведенборга, он и сам был визионером. Периодически видел «ангелов», демонов и «святых». Однажды проспал трое суток, а, проснувшись, рассказывал, что общался со своим умершим братом.
Вот его знаменитая картина «Великий Архитектор».
На ней «Бог Отец» наклонился над черной бездной. Что он там делает циркулем? Создает порядок? Нет. Ограничивает его. Очерчивает круг законов. Обозначает пределы воображения. Впрочем, и сам «Ветхий Днями» ограничен: вписан в солнечный диск. За его окружностью — лишь развеваемые ветром седые волосы и борода. Таков намек на возможность вырваться в мир духа и освобожденного воображения. Только в нем и можно обрести счастье. Так казалось Блейку.