Черный сорокопут
Шрифт:
– Ну вот, она действует!
– Сияющий Фарли шмяк-нул кулаком по ладони. Затем с удовлетворением глубоко и трепетно вздохнул. Он успел, как и я, изголодаться по кислороду.
– Она работает, Бентолл!
– Конечно работает. А вы чего ожидали?
– Я грузно поднялся на ноги, вытер потные руки о штанину и направился к капитану Гриффитсу.
– Как вам зрелище, капитан?
Он холодно оглядел меня, не пряча презрения. Присмотрелся к левой половине моей физиономии.
– Любит Леклерк тростью размахивать, верно?
– констатировал он.
– Такое уж у него пристрастие.
– Выходит, ты пошел к нему в услужение, а?
– Он изучал меня с видом
– Не ждал от тебя этого, Бентолл!
– Разумеется, пошел, - признал я.
– Полное нравственное падение! Но с военным трибуналом пока подождем, капитан Гриффите.
– Я сел, снял ботинок, снял носок, вытащил из целлофана записку, разгладил и отдал ему.
– Что скажете об этом? Да поторапливайтесь. Эта морская дребедень мне не по зубам, а связана она, думаю, со вторым запуском.
Он нехотя взял бумажку, а я продолжал:
– "Пеликан" - название, корабля. На сей счет сам Леклерк обмолвился. Остальные7 тоже?
– "Пеликан-Такишамару 20007815", - читал Гриффите.
– "Такишамару", вне сомнения, название японского судна. "Линкянг-Хаветта 10346925". Еще суда. Обязательно с двойными названиями. И восемью цифрами.
– Его глаза зажглись любопытством.
– Может, это время? 2000 - в этом случае восемь вечера. Ни в одном сочетании первые четыре цифры не перешагивают за 24. А следующие четыре, видимо, дополнительные сведения... Какие?
– Он умолк, продолжая шевелить губами. Потом снова заговорил: - Сообразил! 2000 - двадцать ноль-ноль. То есть двадцать градусов южной широты. 7815 - это семьдесят восемь градусов пятнадцать минут восточной долготы. А вместе эти цифры - координаты точки в пятидесяти милях отсюда.
– Он продолжал штудировать листок, а я - ближние горизонты: не приближается ли Леклерк. Он не появился. Видимо, дожидался информации с "Неккара" о результатах запуска.
– Во всех случаях тут широта и долгота, - подвел итоги Гриффите.
– Без карты категорические суждения неуместны. Но я уверен, намеченные точки образуют кривую, замыкающуюся на северо-востоке, близ берегов Китая или Формозы. Полагаю, упоминаемые корабли - скорее, пары кораблей - занимают данные точки. И еще полагаю, их цель - контролировать судно с ракетой, высматривать и расчищать ему путь. Леклерк хочет скрыть факт похищения ракеты.
– Вы считаете, эти суда вооружены?
– спросил я,
– Маловероятно.
– Проницательный, динамичный ум его схватывал все на лету, его речевая манера была точна.
– Разве что припрятанное. А много ли припрячешь от военного корабля, на чей возможный досмотр они ориентируются?!
– Радары с радиусом в пятьдесят, а то и сто миль?
– Вполне вероятно, на них есть радарные установки. Даже весьма вероятно.
– А корабль с ракетой, он, по-вашему, оснащен радаром?
Капитан Гриффите возвратил мне листок.
– Нет, - решительно заявил он.
– Леклерк преуспевает благодаря осторожности на грани смешного. Правда, только на грани. Бумажка эта бесполезна, будь даже у тебя свобода действий. Суда будут держаться на почтительном расстоянии от ракеты, передавая функции от одной пары к другой по эстафете, чтоб не вызвать подозрений у разведывательной авиации.
– Но, минуточку, капитан, мысли мои разбегаются.
– Я не преувеличивал. Голова моя гудела от жары и от снедавшего меня изнутри болезненного жара.
– А что произойдет, если на арене появится военный корабль или самолет? Радар поможет его обнаружить, но никак не УНИЧТОЖИТЬ. Как поступят они в подобной ситуации с "Сорокопутом"?
– Уйдут под воду, - просто ответил Гриффите.
– Ракету будут транспортировать на подводной лодке, стоит только перестроить трюм любой действующей субмарины и приспособить отсек для "Сорокопута". Суда прикрытия помогут подводной лодке перемещаться на высоких скоростях в надводном положении. Чуть что - субмарина исчезает с морской поверхности, продолжая путь не столь быстро, но столь же целенаправленно. Сотни кораблей, оборудованных наисовременнейшей техникой, могут годами рыскать по Тихому океану в погоне за субмариной и не найти ее. Будь уверен, Бентолл: если мы упустим ракету сейчас, нам ее больше не видать.
– Большое спасибо, капитан Гриффите.
– Бесспорно, он прав.
Я неуверенно поднимаюсь. Ну впрямь старик на смертном одре, предпринявший последнюю попытку вернуться к жизни. Рву бумажку в клочья. Из блокгауза в это время вываливаются люди. А неподалеку от рифа маневрирует Флекк.
– Еще одна просьба, капитан Гриффите. Уговорите Леклерка, чтоб оставил ваших людей под открытым небом, на свежем воздухе. Дескать, тяжко жариться под железной крышей. Они, похоже, готовят вторую ракету к отправке.
– Я указал на металлические ящики в глубине ангара. Намекните ему, что здесь им понадобится меньше караульных. Пообещайте хорошо себя вести. Если запуск удался, он на радостях может удовлетворить просьбу.
– Зачем это нужно, Бентолл?
– вновь неприязнь в голосе.
– Не привлекайте внимания Леклерка. Нам нельзя переговариваться. Коли вам дорога жизнь, слушайтесь меня.
Я побрел к стартовой площадке, как бы изучая последствия взрыва. Две минуты спустя краешком глаза увидел: Леклерк беседует с Гриффитсом. Потом Леклерк и Хьюэлл направились ко мне. Леклерк буквально излучал счастье, сияющее олицетворение сбывшейся мечты.
– Получается, ты не схимичил, Бентолл?
– Он ограничился сухой констатацией факта, не балуя меня излияниями благодарности.
– Не схимичил. Но уж по второму заходу схимичу, братец, еще как схимичу! Успех?
– Абсолютный! Точное попадание в цель. С тысячемильного расстояния. Теперь, Бентолл, принимайся за вторую.
– Сперва я повидаю мисс Гопман. Он сразу потускнел.
– Сперва доделаешь ракету. Я не шучу.
– Мне надо поговорить с мисс Гопман. Всего пять минут, не больше, обещаю. А не то сами возитесь с этой треклятой ракетой. Сколько влезет.
– Зачем тебе ее видеть?
– Это мое личное дело.
– Ладно. Но только пять минут. Ясно?
– Он вручил часовому ключ и жестом отпустил нас.
Часовой отпер оружейную. Я вошел и захлопнул дверь у него перед носом, начихав на его самолюбие.
В комнате царил полумрак. Шторы были опущены. Мэри лежала на раскладушке, на которой утром спал я. Я опустился на колени у ее изголовья.
– Мэри, - шепнул я, коснувшись ее плеча.
– Мэри,
это я, Джонни.
Погруженная в глубокий сон, она с трудом приходила в себя. Зашевелилась, заворочалась под одеялом. Проступили очертания лица, блеснули глаза.
– Кто это?
– Мэри, это я, Джонни.
Она не отвечала, и я повторил свои слова. Онемевшие губы с трудом выговаривали слова. Поди разберись в этом невнятном мычании.
– Я устала, - прошептала она.
– Я так устала. Оставь меня в покое.
– Прости.меня, Мэри. Клянусь, я готов застрелиться. Я думал, они блефуют. Честное слово, думал, они блефуют.
– Никакого ответа. Я продолжаю: - Мэри, что они с тобой сделали? Ради Бога, скажи.
Она ответила шепотом. Что - я не расслышал. Потом повторила негромко: