Черный свет
Шрифт:
Но с ней всегда рядом были мысли о самом страшном дне в жизни. И они частенько одалживали ее сонную физиономию из царства Морфея. Но сегодня она надеялась на долгую, спокойную ночь, полную здорового сна.
И едва не проворонила автобус, предавшись своим мыслям. Ольга едва-едва успела запрыгнуть в закрывающиеся двери, чтобы там, в пустом салоне (благодаря позднему времени суток), уютно устроиться на самом крайнем сиденье, высыпав кондуктору пригоршню согретой в руке мелочи. Автобус мерно покачивался, выплевывая из трубы дым и все страдания прошедшего дня, и девушка с удовольствием ткнулась носом в собственный теплый шарф.
Телефон
«Может, не брать»– пропустила она малодушную мысль и тут же нажала на кнопку «ответить».
– Да, Анатолий Викторович,– безнадежно устало проговорила она и сама себя укорила за очередную слабость.
– Ольга? Кузнецовская улица, дом семь. Труп. Съезди быстренько и подготовь фото, поспрашивай очевидцев.
– Анатолий Викторович, я не дежурная сегодня. К тому же, это противоположный конец города от моего дома, почему бы тем, кто живет поближе…
– Ты после сегодняшнего еще пререкаться вздумала? – зашипела ядовито трубка, и Ольга закрыла глаза. Ей подумалось, что, умей она прижимать уши к голове, то именно так бы сейчас и сделала. – Через полчаса жду от тебя материал. На заверку.
Трубка загудела, отрезав девушку от мира, и Ольга встала на нетвердых ногах, подходя к дверям, готовясь пересаживаться и трястись еще бог знает сколько времени до этого трупа, которому же угораздило появиться именно сегодня, в такой поздний час…
Двери с шипящим лязганьем выпустили ее в ночь. Автобус, подпрыгнув и подмигнув фарами, помчался дальше, прямиком к ее дому, где на кухне ее ждала покатая бутылка и теплая кровать. Надвинув капюшон посильнее на глаза, Ольга, думая о том, что до сих пор ходит в грязных джинсах, рухнула прямиком на промокшую лавку и, достав горькую вредную привычку, постаралась отпустить накопившееся напряжение.
У дома №7 по улице Кузнецовской было многолюдно – толпа народу сгрудилась, гомоня и обсуждая, щелкая камерами на телефонах, переговариваясь и подтягивая к себе, словно невидимыми щупальцами, случайных прохожих. Скорая беззвучно мигала проблесковыми маячками, как самый настоящий маяк, как новость о трагедии для страждущих зацепиться взглядом за чужое горе. Полицейские переминались с ноги на ногу, курили, бросая неодобрительные взгляды на толпу, кто-то натягивал ограждающую ленту.
Стоило только Ольге подойти поближе к месту трагедии, как с неба закрапал противный, холодный, колючий дождь, щиплющий лицо и бьющий прямо в глаза. Сморщившись, онемевшими пальцами она достала из рюкзака камеру, которая сегодня утром чуть не пала жертвой известного человека, друга шефа и просто любителя стукнуть раз-другой слабых девчонок, которые не могут дать сдачи. Проталкиваясь сквозь толпу к самой ленте, она постоянно слышала возмущенные возгласы, но была слишком уставшей, чтобы придавать им хоть какое-нибудь значение.
Тело накрыли пушистым, легкомысленно-розовым одеялом, и сейчас из-под него торчали только босые, синюшного цвета ноги с короткими, коренастыми пальцами. Близорукой Ольге пришлось долго тереть заплывшие дождем глаза, чтобы различить выбившиеся из-под прикрытия густые каштановые волосы, живописно разметавшиеся по ноябрьской жирной грязи.
Это была девушка, явно молодая, судя по руке с тонкими запястьями, которая торчала прямо из-под одеяла, вызывая совсем уж диковатые взгляды у очевидцев. Красивая, небольшая рука, будто держащая что-то в пригоршне, и только указательный палец был приподнят и показывал куда-то вверх. Ольга приблизила объектив и сфотографировала эту руку крупно, увидев, что девушка пользовалась красным лаком, а потом с любовью клеила маленькие розовые сердечки – некоторые из них были прилеплены криво, что выдавало явно не руку мастера.
На секунду Ольга представила, как эта девушка, что сейчас лежала перед ней безжизненным кулем, красила ноготки и осторожно лепила крошечные сердечки, любуясь полученным результатом, даже не подозревая, что совсем скоро превратится в очередной труп в криминальной сводке, оставшись всего лишь фотографией мертвой руки с этими дурацкими ногтями на сайте, где глуповатые и злобные комментаторы обвинят во всем полицию, правительство и даже не подумают о ней, как о человеке…
Под головой у девушки натекла багряная лужа, которая в свете тусклых фонарей почему-то казалась глянцево-алой. Ольга щелкнула и ее, чувствуя себя испачкавшейся в этой крови, которая все еще исходила теплым парком на холодном, промозглом воздухе улицы. Безостановочно делая кадры, девушка думала о том, что это – всего лишь очередной информационный повод, очередной труп, которых она повидала уже немало, да и еще гораздо худших, которые превратили сердце в камень и закалили ее. Теперь, столкнувшись со смертью, она уже не плакала, не ревела, сжимая холодную руку, а просто механически выполняла свою работу, делая фото, чтобы потом со спокойной душой отправиться домой.
Но эта девушка почему-то заставила ее пристально всматриваться в каждый контур тела, прорисовывающийся под толстым одеялом, и испытывать легкую, щемящую грусть. Вспышка била правоохранителей по глазам, они косились хмуро, но молчали, а вот толпа вокруг начинала роптать.
Кто-то дернул Ольгу за плечо, и она чуть не расхохоталась истерически в чье-то злобное лицо. Заметив дергающиеся в немой попытке сдержать улыбку уголки губ, незнакомец яростно дохнул в нее алкогольным выхлопом:
– Овца, тебе больше всех надо, что ли? Что ты ее снимаешь? Девка померла, у тебя хоть капля есть человечности?
– Я фотокорреспондент,– выплюнула она ему в лицо, недобро сощурившись. – И если вы собираетесь меня ударить или отобрать, разбить камеру, то встаньте в очередь. Для таких как вы и стараюсь, чтобы могли зайти на сайт, посмотреть на кровь и кишки, а потом поупражняться в словоблудии. Так что не мешайте мне делать мою работу.
– Тварь бездушная,– буркнул он, перед тем, как рассосаться в толпе. Бабулька, стоящая рядом с Ольгой в первом ряду зевак, перекрестилась и отодвинулась подальше. Девушка хмыкнула ей прямо в сморщенное лицо:
– Вы бы лучше, бабуля, носки шли внукам вязать, чем сплетен набирались ночью, в таком месте.
– Мерзавка! – ахнула старушка, но, сделав вид уязвленной гордости, ретировалась прочь. Ольга сплюнула вязкую слюну и принялась снимать дальше – скорая, полиция, правоохранители, лента, на заднем плане раскинутое босоногое тело… Эти самые ноги девушки становились белыми, начинали покрываться расплывчатыми темными пятнами, а народ, словно стервятники, все стягивался тихонько за оградой, переговариваясь, переваривая увиденное.