Черный тан
Шрифт:
– Значит, ты предлагаешь, чтобы я из политических соображений смотрел, как мою сестру приговаривают к смерти? Мориас, ты меня сильно недооцениваешь. Я знаю, кто она. Но использовать ее смерть для собственной выгоды не буду.
– Тебе ничего не надо делать, Тристан. Просто сиди и молчи, – твердо сказал Мориас.
– Нет. Раз суд может приговорить ее к смерти со мной или без меня, пусть он сделает это в мое отсутствие. – Тристан повернулся, чтобы выйти из амфитеатра. – Ты пойдешь со мной, отец? – спросил он.
– Сочту за честь,
Они молча пошли к пещере, их никто не сопровождал. За их спинами раздался гул возмущенных голосов, но мужчины проигнорировали его. Только оказавшись в пещере, Тристан дал волю чувствам. Он упал на свой топчан и зарыдал. Талискер беспомощно сидел рядом, поглаживая сына по спине, словно тот до сих пор был ребенком.
– Зачем она так себя ведет, отец? Почему не попросит у них прощения? Ты видел? Видел, с каким видом она сидит перед ними?
– Да, – ответил Талискер. – Это единственный способ поведения, который она знает, сын.
Он не мог постичь свои собственные чувства. Вид гордой, сидящей с высоко поднятой головой Риган вызывал ужасную боль в сердце. И тем не менее оба его ребенка в последние несколько часов заставили Талискера гордиться ими. К сожалению, Риган эта гордость стоит жизни.
Прошло, наверное, не меньше часа, когда в пещеру вошел Мориас. Он выглядел взволнованным и усталым.
– Похоже, мы кое-что поменяли в традициях сидов, – расплылся он в улыбке. – Мне дали разрешение действовать в качестве посредника. Я вызову тебя, Тристан, сегодня днем, а тебя, Дункан, завтра утром. Риган тоже будет дана возможность высказаться.
– Для чего все это нужно, если наши слова не повлияют на результат? – нахмурился Тристан. – Какая разница, выступим мы или нет?
– Как ты можешь говорить такое сеаннаху? Слова – это все. Слова – это память, молодой человек. – Мориас беззлобно улыбнулся в ответ на презрительное замечание Тристана. – Слова могут иметь значение и здесь, каким бы ни был результат. История рассудит, насколько виновата твоя сестра, но и сиды способны на милосердие. Если нам удастся доказать, что она находилась под влиянием Джала и… не знала об основных событиях…
Талискер горько рассмеялся.
– Значит, мы должны солгать им, Мориас?
– А что заставляет тебя быть таким уверенным, что это ложь?
– Я ее отец, Мориас, и мое сердце остается холодным, когда я смотрю на нее. Да, Джал на нее влиял, потому что Риган считала, что любит его. Но ведь любовь не оправдывает… Возможно, это слово никогда прежде не употреблялось в Сутре, и мне очень неприятно, что я в какой-то степени несу ответственность за содеянное. Риган – расистка, Мориас. Она ненавидит сидов только за то, что они отличаются от Великих. Нет другой причины, кроме страха и неуверенности и… – Он замолчал, и Мориас нахмурился. – Вот видишь, я даже толком не могу тебе объяснить. Возможно, это действительно человеческий недостаток.
– Нет, я не верю в это. Если ты говоришь, что расистские наклонности вызваны у нее страхом и неуверенностью, тогда это Джал и, возможно, до него его дядя посеял и взрастил этот страх, а не ты или Уна. Я уверен – Риган достойна жалости, а не обвинений.
– О господи! – Талискер слабо улыбнулся. – Ты не видел, какую опасность несут такие «невиновные», как Риган, Мориас. Тебе не мешало бы как-нибудь изучить мой мир.
– Как ты думаешь, Риган выжила бы в твоем мире, Дункан? – спросил Мориас.
– Да, она… Подожди-ка. Ты не хочешь ли предложить…
– А как ты думаешь? – спокойно поинтересовался Мориас. – Ты говоришь, что, когда смотришь «на дочь, твое сердце остается холодным», но не станешь же ты возражать, если появится возможность продлить ей жизнь?
– Что ты имеешь в виду? – хмуро спросил Тристан.
– Для сидов это может показаться приемлемым – согласиться сослать Риган в мир ее отца.
Мориас пристально наблюдал за реакцией Тристана. Тристан ахнул и посмотрел на отца, который кивнул, как бы соглашаясь.
– Как ты думаешь? – спросил Мориас, сообразив, что кое-что упустил.
– Ну… я думаю, что ты уже сделал это, Мориас.
– Что?
– Отец и я видели кого-то, когда проходили через ворота в этот мир. Она была одета в церемониальные одежды, а на лице маска, но…
– Это была она, Риган, – закончил за сына Талискер. – Раньше я не был уверен, но теперь все стало на свои места. Это произошло, очевидно, из-за разницы во времени между нашим миром и Эдинбургом. Она немного опережала по времени, а мы отставали.
Он взмахнул руками, не в силах объяснить сложную работу ворот.
Мориас встревожился.
– Вам надо было рассказать мне об этом раньше.
– Я думал, тебя это обрадует, – сказал Тристан. – Это значит, что мы выиграли. Риган останется жить в мире отца.
– Это не значит, что мы выиграли. По крайней мере не автоматически. Это значит, что у нас хорошие шансы на выигрыш.
– А что случится, если мы не выиграем? И Риган не пройдет через ворота, как мы уже видели?
Мориас с сомнением пожал плечами.
– Я не уверен. Таких случаев еще не бывало. Но изменение временных планок в воротах… гибельно.
– Гибельно, – повторил Талискер.
– Лучше бы нам убедиться, что мы выиграли дело. – Мориас посмотрел на Талискера. – Какие бы чувства мы все ни испытывали.
В конце концов показания Тристана и Талискера мало что изменили. Во второй половине дня Мориас вызвал Тристана и попросил рассказать, какие изменения произошли в поведении его сестры с тех пор, как в Сулис Море появился Джал. Потом расспросил о разрыве отношений между ними и насколько Тристан считает Риган виноватой. Юноша не мог понять направление мыслей Мориаса, когда тот задавал эти вопросы, поэтому все больше и больше нервничал.