Черный ураган. Честный Эйб
Шрифт:
Потом Хэт садится на пол и толкает колыбель ногой — босой, заскорузлой, худой, коричневого цвета ногой. Ребёнок перестаёт плакать. Он, кажется, заснул.
Засыпает и Хэт. Ей снится еда: она видела, как белые пьют кофе с сахаром. Вероятно, это очень вкусно. Вкус сахара она знает — ей однажды бросила палочку тростникового сахара какая-то проезжавшая в фургоне белая женщина. Эту палочку рассматривали все братья и сёстры Хэт, а потом её обследовала мать — старая Рит. Мать объявила, что это вкусная, сладкая еда,
Да, это было очень вкусно. Жаль только, что удовольствие продолжалось недолго. Сахар очень быстро тает во рту, а если его жевать, то он исчезает за одну минуту…
Ребёнок опять заплакал, и Хэт проснулась. Она добросовестно толкает колыбельку ногой. Ей кажется, что она чувствует во рту вкус сахара. Вот если бы опять заснуть!
И она снова засыпает, но сахара больше нет. Она видит мускусных крыс и слышит их острый, терпкий запах. Над речкой нависает густая зелень деревьев, кругом никого нет. И в тишине Хэт слышит только лёгкое поплескивание воды — это мускусные крысы плывут, держа носы над водой. До чего они бесшумно плавают, эти мускусные крысы! Ухо белого человека ничего бы не услышало, но негры слышат гораздо больше, чем белые. Хозяйка, миссис Сью?зен, как-то презрительно сказала:
— Вот ещё одно доказательство того, что негр не человек. Разве может настоящий человек услышать, как плывёт мускусная крыса или как летит сова? Это особенность собак и цветных.
Цветные! У них ведь и кожа не как у людей. У них чёрная кожа. Разве может настоящий человек родиться на свет чёрным? Это противоестественно!
Чёрной девочке Хэт всего десять лет, и она не может разобраться в том, что значит быть «человеком». Вероятно, это что-то особенное. Сама она знает, что у неё есть ноги, чтобы ходить, и руки, чтобы работать, и глаза, чтобы смотреть, и голова, чтобы думать. У неё есть ещё зубы, чтобы жевать пищу, но пищи на её долю приходится немного. Как будто, да простит её бог, она немного похожа на белых… Вот только ребёнок не даёт ей спать, и она обязана качать его, а «люди» не обязаны. Значит, Хэт не человек?
Как это странно — иметь руки, ноги, глаза, разговаривать по-человечески и при этом не быть человеком! Хэт слышала, как мисс Джесси Бро?дас, племянница хозяина большой плантации, однажды с возмущением крикнула, что негры тоже люди. Кто же из них ошибается: мисс Джесси или миссис Сьюзен?
Впрочем, лучше не думать об этом. Лучше попросить бога, чтобы он дал ей заснуть, но так, чтобы Хэт не забывала при этом качать колыбельку босой ногой. Вот ребёнок опять заплакал. Чего он хочет? Этому ребёнку, в сущности, повезло: всего-то ему три месяца, а он уже белый. А цветной, проживи он хоть сто лет, всё равно будет цветным. Весь вопрос в том, кем родиться.
Но у нас не спрашивают до рождения, кем мы желаем быть: цветными или белыми Просто мы рождаемся на свет, и дело с концом… Именно «с концом», потому что это до самого конца.
Родился цветным — значит, тебя могут продать.
Едва Хэт появилась на свет, как мать её, старая Рит (матери тогда было двадцать семь лет), и отец Бен Росс стали бояться, чтобы девочку не продали.
Хозяин масса Бродас, которому они принадлежали, иногда продавал своих негров. Но он продавал только «лишних». Бену Россу хозяин сказал, что никогда его не продаст, потому что Бен — один из самых искусных лесорубов в штате Мэ?риленд. Бродас торговал строевым лесом. Дубовые брёвна сплавлялись по реке Ба?куотер и доставлялись в Кембридж, а там негры грузили их на корабли. Бродасу нужны были хорошие лесорубы, сплавщики и грузчики. Но девочка… Какой от неё толк? Разве что она научится хорошо ткать или стряпать.
Соседи очень советовали старой Рит обучить Хэт какому-нибудь ремеслу. А то ведь она подрастёт и превратится в «полевые руки».
Вы думаете, это легко — называться не «человек», а «руки»?
А между тем негры, которые трудятся на полях, называются не иначе, как «полевые руки». Один учёный из южных штатов так и объясняет в своей книге:
««Полевые руки» — это цветной мужчина в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет или цветная женщина в возрасте от четырнадцати до тридцати пяти лет, обладающие достаточным здоровьем и выносливостью для того, чтобы собирать хлопок в количестве одной кипы в день или производить любую другую равноценную работу, не требующую слишком большой сообразительности».
Не успела Хэт подрасти, как хозяин зачислил её в «лишние». Продавать было рано, но хозяин отдал Хэт внаймы в качестве няни и служанки к миссис Сьюзен. Деньги, которые зарабатывала Хэт, получал хозяин. А Хэт рубила дрова, мыла полы и окна, таскала вёдра с водой, подавала к столу завтрак, обед и ужин, стирала бельё, стерегла свиней и кур, а по ночам качала ребёнка.
Всё это лучше, чем быть проданной на глубокий Юг. Там цветной сразу превращается в «руки». Там он собирает хлопок в количестве одной кипы в день, теряет здоровье и редко живёт больше пятидесяти лет.
Лучше делать что угодно, чем попасть на глубокий Юг. Здесь, в Мэриленде, хлопок не растёт, здесь неграм легче.
До рождества осталось три месяца. В конце года обычно приезжает негроторговец. Масса Бродас небогат, он может продать «лишнюю» девочку, чтобы поправить свои дела. Но он не продаст девочку, отданную внаймы, потому что она приносит ежемесячный доход. Тот, кто приносит доход, уже не лишний. Если только миссис Сьюзен не выгонит Хэт до рождества…
Хэт очнулась. Она яростно качает колыбельку, хотя ребёнок не плачет. Он спит счастливым сном человека, которому повезло родиться белым.
А за окном шумит лес — густой, тёмный, таинственный, с тропками, которые знают только немногие охотники-негры, с никому не ведомыми островками среди топких мест, с тысячелетними деревьями, которые видели в старину индейцев и пиратов. Иногда в этом лесу Бен Росс находил истлевшие кости заблудившихся путников, ржавые обломки тесаков и лопат, истлевшие молитвенники первых колонистов, обрывки цепей, которые снимали с себя беглые негры, привезённые сюда на кораблях прямо из Африки.
В лесу слышны ночные звуки: то завывание филина, похожее на человеческий плач, то отрывистые вопли козодоя, то едва слышное шуршание кустов, то странный звук, похожий на дальнее пение скрипки.
Это пение скрипки Хэт слышала несколько раз. Ни одно животное не издаёт такого звука. Она рассказала об этом отцу, но тот только поднял к небу глаза, вздохнул и поцеловал амулет, который постоянно висел у него на шее.
Десятилетней Хэт казалось, что она бредёт по лесу, спотыкаясь о корни, что её уже продали и что она бежит от торговца людьми. Вдали зычно лают собаки, глухо стучат по сырой земле копыта лошадей патрульных, которые ловят беглых негров. И единственная её надежда — переплыть реку Бакуотер, чтобы собаки потеряли след. Звук скрипки становится всё ближе и разборчивее. Со старого дуба спускается человек со скрипкой в руках.