Черный ураган. Честный Эйб
Шрифт:
Он остановил своего коня рядом с мисс Джесси и посмотрел на неё улыбаясь.
Перед ним сидела на лошади девушка с пышными каштановыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Широкополая шляпа съехала ей на спину и держалась на одном ремешке. Её рука в перчатке с раструбом сжимала хлыстик. Светло-серые большие глаза Джесси пристально и презрительно разглядывали встречного.
— Всё-таки вы франт, Данкен Стюарт, — сказала
— На вашем месте, — спокойно возразил Данкен, — я бы прежде всего поздоровался. Вы продолжаете ухаживать за черномазыми?
— Если я не буду за ними ухаживать, они разбегутся, как разбегаются ваши негры! — запальчиво ответила Джесси. — У вас, кажется, опять кто-то сбежал?
— Да, — сказал Данкен, — убежало трое, одного поймали. Итого: три тысячи убытка.
— А негроловы?
— Вчера никого не было, потому что в воскресенье эти господа пьянствуют в Бактауне. Сегодня один явился, но заломил такую цену, что папа пришёл в ужас.
— Ах, бедные Стюарты! — иронически протянула Джесси. — Не лучше ли «ухаживать» за своими неграми?
— О нет, Джесси! Сила, и только сила! Черномазые не в состоянии понять, что такое свет разума. Они уважают плеть. Папа вчера прекрасно сказал: «Мы сделаем всё, чтобы свет не проникал в мозги рабов. Их надо поставить на один уровень с животными».
Джесси расхохоталась:
— Вот у вас за одни сутки и убыток в три тысячи долларов!
— Ну, — сказал Данкен, — если поступать так, как вы, то нам вообще придётся бросить свои плантации и пойти по миру с протянутой рукой. Ведь вы… извините меня… аболиционистка!
Джесси нахмурилась:
— Нет, Данкен, я не люблю аболиционистов. Я просто верующая христианка, и мне жаль этих людей.
— Прекрасно! А что думает ваш дядя, уважаемый мистер Бродас?
— Он ни о чём не думает. Он только выходит утром с палкой, вздыхает, что свалился ещё один забор или протекла крыша сарая.
— Это потому, что ваши негры избалованны и не хотят работать.
— Помилуй бог, Данкен, представьте себе, что вы работаете с утра до вечера и получаете за это восемь фунтов свинины и одну пинту соли в месяц. Станете вы особенно стараться или сбежите куда глаза глядят?
— Меня удивляет, как деловито вы об этом рассуждаете, Джесси! Я белый, мне не полагается работать вообще!
— Поздравляю вас и себя с тем, что мы оба белые. Но неграм полагается работать, а они не хотят.
— Не хотят! И осёл часто не хочет тащить груз. Неужели вы станете закатывать глаза к небу и просить бога, чтобы он сделал осла погонщиком, а погонщика ослом?
— Нет, — сказала Джесси, — во имя господа, я постараюсь накормить осла.
Она подняла лошадь в галоп и в одно мгновение скрылась за деревьями.
Старая Рит вздрогнула, когда услышала цоканье копыт возле своего домишка. В посёлке не любили этого звука. После него обычно бывали неприятности Верхом ездят только хозяева, надсмотрщики и негроловы.
Рит вышла на улицу, заполненную детворой, и увидела чёрную лошадь, на которой сидела мисс Джесси.
— Добрый день, тётя Рит! — сказала Джесси. — Как твоя дочка Хэт?
Рит изобразила на лице улыбку, хотя улыбаться ей вовсе не хотелось.
— Спасибо, мисс Джесси, она не умрёт, но спина у неё в рубцах. Камедные прутья, знаете, мисс Джесси…
Тут на пороге хижины без окон, обложенной землёй, появилась пострадавшая Хэт. Спина у неё очень болела, но она старалась держаться прямо.
— Тебе было больно? — спросила Джесси.
Хэт хотела ответить: «Гораздо больнее, чем вам кажется», но из гордости сказала:
— Нет, только немного, мисс Джесси.
Джесси покачала головой.
— Теперь её продадут, не правда ли? — грустно произнесла Рит.
— Почему же обязательно «теперь», тётя Рит?
— Потому что она провинилась.
— Я попрошу дядю, чтобы он простил её, — сказала Джесси, — а тебе, тётя Рит, следовало бы подумать о том, чтобы обучить её ремеслу. Хороших кухарок или ткачих не продают. Может быть, её даже возьмут в большой дом.
Попасть в дом плантатора домашней прислугой было мечтой каждой женщины в посёлке.
— Господь благословит вас, мисс Джесси! Пробовали отдать её внаймы к ткачихе миссис Кук, жене охотника. Моей Хэт было тогда шесть лет. Но она не годится, мисс Джесси. Там воздух полон пуха и нитей. И там надо часами стоять и мотать пряжу. Она не годится — привыкла к лесам и речкам. Вот её и выгнали.
Джесси сочувственно посмотрела на Хэт.
— Я слышала, как ты сражалась со свиньёй, Хэт, — сказала она. — Ты вела себя молодцом.
Хэт усмехнулась.
Джесси вытащила из седельной сумки несколько пакетов.
— Вот корпия и мазь, тётя Рит, — промолвила она. — Возьми. Может быть, это пригодится для Хэт в будущем. А вот сахар.
Кругом раздалось сдержанное хихиканье. Все знали, что Хэт пострадала из-за сахара.
— Нечего смеяться, бездельники, — сердито заметила Джесси, поглядывая с седла на полуголую негритянскую детвору. — Некоторые достойны есть сахар, а другие недостойны. Хэт показала, что у неё есть характер. Дай бог, чтобы он ей пригодился.
— Он пригодится, я думаю, — сказала Рит.
Лошадь Джесси осторожно перенесла её через обмелевшую речку. Из-за старинных вязов до неё донеслись странные чмокающие звуки и гул голосов.
— Налегай, Дэви! — кричал кто-то. — Ещё немного прибавь жару! Ставлю десять против одного, что этот дурачок сейчас выдохнется!
На ярко освещённой солнцем зелёной полянке Джесси увидела диковинное зрелище: двое темнокожих мальчуганов, голых до пояса, прилежно тузили друг друга кулаками. В стороне стоял Данкен с хлыстом в руке и подбодрял дерущихся зычными возгласами. Какой-то негр держал под уздцы его лошадь. Ещё дальше, опершись о ствол вяза и скрестив руки, мрачно смотрел на мальчугана Иорик Кимбс. Голова его была опущена, глаза светились исподлобья. У одного из дерущихся шла носом кровь — это был семилетний Дэви Кимбс, сын Иорика. Другой мальчик был старше — крепыш лет десяти. Они кружили по полянке, как петухи, приминая траву босыми ногами, и оба всхлипывали.