Черный жемчуг
Шрифт:
– Как вам угодно, – ответил Ральф. – Итак, нам пора присоединиться к остальным.
Аннунсиата вышла за ним, испытывая легкое смущение. Она ожидала, что ее отказ от подарка обидит Ральфа, но он только улыбался каким-то своим мыслям. Чем же так порадовал Ральфа их разговор, не переставала удивляться она.
Глава 5
Быстро мелькали длинные, жаркие летние недели, и вот уже подоспела пора собирать урожай – зерно, фрукты, косить сено. Работа была и трудной, и приятной. Занят оказался каждый человек. Мужчины дома Морлэндов снимали камзолы и работали наравне со своими слугами; школы закрывались, потому что детям тоже приходилось помогать в поле – во время сбора урожая ни одни руки не оставались праздными.
Ральф очень любил такое время – ой мог каждый день проводить на свежем воздухе, занимаясь тяжелым физическим трудом. Часто он сбрасывал рубашку, оставаясь, подобно своим слугам, обнаженным до пояса, так что его кожа вскоре приобрела оттенок чистого меда, а волосы выгорели на солнце, став совершенно белыми. Эдуард предпочитал наблюдать, как складывали сено в стога – ему нравился такой созидательный труд и некий род творчества, когда из ветвей сплетали круглую основу, на нее укладывали охапки сена так, чтобы дождь не промачивал стог, и чтобы из стога можно было брать сено, не рискуя развалить все сооружение. Немало удовольствия доставляло и созерцание миловидных селянок, работающих рядом с мужчинами или приносящих им обед, состоящий из хлеба, мяса, пива или пахтанья. Как говорил Эдуард Ральфу, «сенокос оказывает невероятное влияние на девичью скромность – она никогда не подводит».
Урожай собирали сообща, и на время его сбора забывались даже самые давние распри. Крестьяне Морлэндов помогали Макторпу, и наоборот, и бок о бок работали на полях других землевладельцев. Голод был общим врагом, а неубранный урожай грозил голодом на всю долгую, суровую зиму.
Кэти и Элизабет, подоткнув юбки, с радостью помогали селянкам на току, сгребая золотистое зерно в корзины, а затем высыпая его в сусеки. Конечно, от такой работы портились руки, но сознание общего дела заставляло забыть об этом. В обеденное время они усаживались рядом с остальными, поглощая хлеб с сыром, огромные ломти яблочного пирога и запивая все пахтаньем, которое оставалось холодным, так как кувшины опускали в глубокий колодец. Было так приятно рассматривать деревенских девушек вместо вечно хмурых слуг, ибо даже самые хорошенькие из этих веселых, веснушчатых селянок считали Кэти и Элизабет воплощением элегантности и изящества. Деревенские парни были не менее забавны – боязливые, неловкие, спешащие избавиться от беседы за работой. Они без устали махали своими тяжелыми цепами, а мышцы играли под их кожей. В первый день они слишком стеснялись, чтобы снять рубашки, но к концу недели стали раздеваться до пояса и обращаться с барышнями почти так же свободно, как со всеми этими Долли, Бетти и Молли.
Дети предпочитали работать на полях, подбирая колосья и помогая старшим что-нибудь приносить или уносить. Мэри, у которой вскоре должны были начаться роды, появлялась только ближе к полудню, когда приносила обед мужчинам. Ральф настаивал на этом из-за своего непоколебимого убеждения в благотворном влиянии солнца и свежего воздуха. Когда Мэри приходила, он откладывал в сторону вилы или грабли, находил для жены удобное место, чтобы присесть, расстилал там свой камзол и устраивался у ног Мэри, жадно поглощая еду и беседуя о делах. Во время обеда замок Морлэндов стоял опустевший и молчаливый под ярким солнцем, подобно огромному брошенному кораблю. Даже кошки и собаки прятались в тень где-нибудь под замковой стеной; голуби и павлины скрывались в тени деревьев, только лебеди грациозно скользили по зеркальной поверхности пруда, и рябь на воде разбивала их белоснежные отражения.
Аннунсиата не считала нужным помогать на уборке урожая в Шоузе, и в этом нежелании Эллин была ее верной союзницей, поскольку гордилась Аннунсиатой не меньше, чем она сама гордилась собой. Однако когда все ушли на поля Морлэндов и рабочих рук стало не хватать, отсиживаться в тени с книгой оказалось невозможно.
Больше всего Аннунсиате хотелось бы помогать Эдуарду сметывать стога, однако это было невозможно, и она предложила свои услуги в качестве погонщика лошадей. В сущности, ее задача заключалась в том, чтобы сдерживать лошадь, пока в поле на повозку грузили сено, а потом вести ее туда, где сметывали стог. Большую часть времени Аннунсиате ничего не приходилось делать, ибо хотя Ральф и Эдуард настаивали на том, чтобы за лошадями присматривали, лошади хорошо знали свою дело и смирно стояли даже тогда, когда никто не придерживал их. Такая работа полностью удовлетворяла Аннунсиату, ибо ей приходилось ездить с поля, где работал Ральф, на гумно, где был Эдуард, и в обоих местах она могла посидеть где-нибудь в холодке, наслаждаясь восхищением и вниманием мужчин. Аннунсиата носила простую широкополую соломенную шляпу, подаренную одной из деревенских девушек, чтобы защитить лицо от солнца. Шляпа не долго оставалась простой: Кит подарил девушке несколько лент, а мужчины, работающие в полях, часто приносили цветы. Между ними завязалось своеобразное состязание в том, кто сможет найти самые красивые цветы, и Аннунсиата каждый день подолгу украшала шляпу маргаритками, цветами душистого горошка, маками и мелкими подсолнухами.
Наконец, наступил день, когда последнее сено было уложено в стога, верхушки которых покрыли тростником, и к обеду все окружили стога, любуясь собственной работой.
– Вот и закончили, – произнес Ральф, убирая волосы со лба загорелой рукой. – Неплохое сено в этом году. Завтра надо будет позвать Ламберта освятить стога, да, Нед? Что тебе, Варнава? – слуга дотронулся до его локтя, и, обернувшись, Ральф увидел Мэри, идущую к нему.
– Наша кормилица идет, – проговорил Эдуард, бросая на Ральфа укоризненный взгляд, так как неразумно было упоминать о Ламберте и его сане священника в присутствии стольких людей. Ральф ничего не понял, его внимание всецело привлекала приближающаяся жена.
– Клянусь святыми, она еще немного пополнела! – сказал он, глядя, как медленно идет Мэри в сопровождении своей горничной с корзиной в руках.
– Ты видел когда-нибудь такое восхитительное зрелище, Нед?
– Никогда, – с безучастной вежливостью отозвался Эдуард, и такой недостаток энтузиазма заставил Ральфа рассмеяться.
– Подожди, вот женишься сам, тогда научишься радоваться при виде круглого живота жены!
– Такое удовольствие понятно только женатым людям, – заметил Эдуард. – А сейчас меня больше привлекает вот это, – Ральф проследил за его взглядом и увидел Аннунсиату, спрыгивающую со своей повозки. – Она тщеславна, как кошка, но, видит Бог, она прелестна!
Ральф подозрительно взглянул на Эдуарда, удивленный его пылом. Ральф всегда считал, что Эдуарда забавляет привязанность девушки к нему, несмотря на то, что она уже стала взрослой барышней. Неужели Эдуард начал воспринимать ее всерьез? Тут подошла Мэри, разгоряченная и недовольная. Врач сказал, что она родит не раньше, чем через месяц, хотя живот Мэри стал настолько большим, что Ральф ожидал рождения близнецов. В их роду иногда рождались близнецы, и такое событие всегда считалось чудом.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросил Ральф, за руку отводя Мэри в тень повозки. – Ты выглядишь не слишком хорошо.
– Со мной все в порядке, – ответила Мэри. Она была так же спокойна, как всегда, но в ее голосе слышалось раздражение и усталость. – Сегодня слишком жарко.
– Разве прогулка не освежила тебя? – беспокойно поинтересовался Ральф.
Мэри взглянула на него и отвернулась. Ей было слишком тяжело ходить, и она чувствовала себя особенно плохо последние несколько дней, так как ребенок в животе уже опустился. Однако она не могла сказать обо всем этом в присутствии других людей, и ее разозлил неуместный вопрос Ральфа.