Черный жемчуг
Шрифт:
– Выйду я замуж или нет – мне все равно, – ответила Аннунсиата.
– Неправда, вам совсем не все равно.
– А я тебе говорю, что меня это не заботит. Я не хочу замуж. Я хочу жить одна и радоваться. В замужестве нет ничего забавного.
– Забавного! – воскликнула пораженная Эллин. – Да что вы такое говорите, мисс! Забавы! Вы выйдете замуж, только не так, как вам хочется, если не станете скромнее.
– Нет, не выйду, – настаивала Аннунсиата. – Мама же не... ой! – Она схватилась за щеку, поскольку Эллин вложила в пощечину всю свою силу. Щека сразу же покраснела, на ней проступил отпечаток пальцев, и Аннунсиата уставилась на Эллин полными слез глазами.
– Это за ваши слова, скверная девчонка! Никогда больше не говорите так, слышите меня? Никогда!
Аннунсиата открыла рот, но промолчала. Она еще никогда не видела Эллин в таком гневе, и решила не упускать случая поговорить с ней. После длинной паузы Аннунсиата вкрадчиво спросила:
– Ты ведь не знаешь, кто был моим отцом?
В глазах Эллин промелькнуло неожиданное сочувствие, но она тут же повернулась к горничной, которая, несомненно, переживала самый невероятный вечер в своей жизни, и сказала:
– Может, знаю, а может – нет. А теперь подождите, я перевяжу вас.
Эллин крепко перебинтовала раненое плечо, а потом отослала горничную вылить окровавленную воду из таза, когда открылась дверь, и в комнату вошла Руфь, мать Аннунсиаты. Ее лицо было суровым, мертвенная бледность проступала под загорелой кожей. Казалось, за эту ночь она сразу постарела. Холодно оглядев дочь, Руфь обратилась к Эллин:
– Ты закончила?
– Да, госпожа. Перелома нет, но громадная рана прямо на...
– Найди шаль, чтобы прикрыть разорванный рукав на время. Ральф хочет повидать ее. Пойди с ней и подожди, а когда она вернется, уложи ее спать. Завтра утром мы уезжаем домой, и там, – она наконец обратила взгляд на Аннунсиату, и этот взгляд горел гневом, – там я устрою тебе порку, которой ты заслуживаешь за эту выходку.
– Зачем вам беспокоиться, мадам? – возразила Эллин. – Я сама могу наказать ее.
– Нет, – отказалась Руфь. – Твое наказание будет слишком мягким для нее. Я сама возьмусь за дело. Ступай, принеси шаль.
Эллин удалилась с обеспокоенным лицом. Аннунсиата нетерпеливо ждала ее, желая заговорить с матерью, но боясь даже встретиться с ней взглядом. «Почему наказание Эллин будет слишком мягким? – думала она. – Эллин, похоже, всегда считала своим долгом ворчать на меня вопреки всем». Наконец Аннунсиата решилась взглянуть на мать, но Руфь отвела глаза и уставилась в пол с таким задумчивым и печальным выражением, что Аннунсиата смутилась, ибо единственным человеком в мире, которого она любила, была мать, и для девушки мысль о том, что ее поведение огорчило мать, показалась невыносимой.
– Простите, мама, – тихо произнесла она. Руфь подняла голову, несколько секунд внимательно всматривалась в лицо дочери и вздохнула.
– Если бы ты заранее знала о последствиях, то все равно поступила бы так же, – это прозвучало не вопросом, а утверждением, и Аннунсиата не нашлась, что ответить. – Все ясно – с тобой надо что-то решать.
Во рту Аннунсиаты пересохло. Она не поняла, что имеет в виду мать, и единственное, что пришло ей в голову – мать может отослать ее на воспитание за границу. Однако времени спрашивать не было – вернулась Эллин с шалью и накинула ее на плечи девушки.
– Теперь иди и поговори с Ральфом, – приказала Руфь, – а потом ложись спать. Я приготовлю тебе лекарство, Эллин принесет, его в постель.
Она повернулась и молча вышла из комнаты.
Ральф вытянулся на постели; его глаза затуманились от боли и уже приготовленного Руфью лекарственного настоя. Мэри и Лия выправили сломанную руку и наложили лубки; рука лежала на постели, как нечто не принадлежащее Ральфу. На другой руке и боку оказались сильные ушибы, но больше ни одна кость не была сломана.
Когда вошла Аннунсиата, Ральф сумел улыбнуться и проговорить:
– Подойдите поближе, кузина. Я хочу поблагодарить вас.
Аннунсиата прошла к постели под недоуменными взглядами жены Ральфа и слуг, не понимающих; что такого она могла сделать. Гордо подняв голову, девушка делала вид, что не замечает эти отчасти враждебные взгляды. Ральф увидел объемную повязку на ее плече и обеспокоенно спросил:
– Вы ранены, кузина? Что с вами случилось?
– Ничего особенного, – ответила она. – Просто ушиб и царапина. Должно быть, Лис ударил меня копытом.
Глаза Ральфа блеснули.
– Возьмите меня за руку, – попросил он. – Сам я не смогу.
Протянув руку, Аннунсиата осторожно коснулась пальцев Ральфа, и они сомкнулись в нежном пожатии.
– Вы спасли мне жизнь, кузина, – произнес он. – Даже не знаю, как мне отблагодарить вас. – Посмотрев ему в глаза, Аннунсиата почувствовала, как внутри нее разливается радость, и улыбнулась.
– Вы ничего мне не должны, – ответила она.
– Я никогда не забуду того, что вы сделали, – Ральф оглядел хмурые лица присутствующих и повысил голос: – А теперь все выйдите ненадолго. Я хочу поговорить с кузиной наедине. – Все неохотно подчинились его приказу, а Ральф, еще продолжая держать девушку за руку, попросил: – Сядьте на постель, так я смогу говорить тише – только осторожнее, не заденьте руку.
Аннунсиата послушалась, испытывая неожиданное облегчение. Они были так близки, что девушка ощущала теплоту большого тела Ральфа. Внезапно она подумала, что они как будто находятся вдвоем в постели, и эта мысль заставила ее покраснеть прежде, чем Аннунсиата успела прогнать ее. Ральф не сводил с нее глаз и, как будто прочитав ее мысли, вновь пожал ей руку. От ласковой усмешки в серых глазах Ральфа блеснули золотистые искры, прогоняя остатки потрясения и усталости.
– У вас неприятности, милая? – мягко поинтересовался он.
Аннунсиата пожала плечами, а потом призналась:
– Мама сказала, что накажет меня, но мне все равно.
– О, бедняжка! Это моя вина.
– Нет, что вы! Я сама виновата – зря увязалась за вами.
– Вы – смелая девушка, – восхищенно произнес Ральф. – С вами произошла какая-то путаница – вам надо было родиться мальчишкой.
– Вот поэтому мама и собирается наказать меня, – рассмеялась Аннунсиата.
– Послушайте, милая моя, вы спасли мне жизнь, и я не намерен забывать об этом. Я найду способ избавить вас от наказания – хотя бы из-за раненого плеча.