Черный жемчуг
Шрифт:
– Да, с ним все хорошо. На этой неделе он приедет сюда, – ответил Ральф.
– О, какая хорошая весть, хозяин! – улыбнулся Клемент.
– Да, и мы устроим праздничный обед, так что пусть Джейкс переберет все свои лучшие рецепты и составит список того, что ему нужно. А где хозяйка?
– В своей комнате, сэр. У нее врач.
– А, я и забыл, что он должен был сегодня приехать. Приведи его ко мне в буфетную, когда он освободится.
– Да, хозяин.
Ральф провел время до прихода врача за чисткой своего охотничьего ружья, но как только врач показался на пороге, Ральф отложил ружье и сказал:
– Проходите, сэр. Извините, не могу подать вам руку – я весь перепачкан маслом. Ну, как дела у моей жены?
Брокльхерст, прикрыв за собой дверь, вышел на середину комнаты, встал, аккуратно сложив руки на набалдашнике своей длинной, инкрустированной золотом трости, и заявил:
– Мастер Морлэнд, не стану скрывать, что ваша жена тяжело больна.
Ральф побледнел.
– Вы хотите сказать, у нее может быть выкидыш?
– Мисс Морлэнд не беременна, – ответил Брокльхерст.
– Не беременна? Что вы говорите? Она уже на шестом месяце. Почему вы...
– Она убеждена, что беременна, сэр, и я тоже этому верил, пока не обследовал ее сегодня, удивленный ее состоянием. Внутри нее не ребенок, а опухоль.
Ральф уставился на врача, не в силах понять смысл его слов. Наконец он проговорил:
– А как же... явные симптомы беременности?
– Все симптомы, которые, как она считала, были признаком беременности, вызвала опухоль – тошнота и неспособность принимать пищу возникла из-за давления растущей опухоли на желудок.
– Но она поправится? – спросил Ральф. Во рту у него пересохло, он едва мог выговорить эти слова. Прежде, чем врач заговорил, он уже знал его ответ.
– По моему мнению, опухоль перекрывает доступ пищи в желудок; пациентка и так уже ослабла от недоедания, а скоро станет еще слабее. Другими словами, она умрет от голода.
– Вы должны что-нибудь сделать! – крикнул Ральф. – Нельзя допустить, чтобы она умерла. Боже милостивый, неужели у вас каменное сердце?
– Мастер Морлэнд, я хотел бы помочь ей, но это невозможно, – врач помедлил минуту, пока Ральф дико озирался, как будто ища выход из положения. – Сейчас ей не больно, просто немного неудобно. Позднее, когда боль усилится, я дам ей лекарство, чтобы облегчить страдания. Не думаю, что ей придется долго мучиться. Это случится так, как будто она заснет.
– О Боже! – Ральф в отчаянии схватился за голову, а бесстрастный голос продолжал:
– Сейчас она ни о чем не знает, и я думаю, вам необходимо все объяснить ей. Она принимала пилюли от несварения, и я назначил ей продолжать прием. Пилюли не повредят и на время успокоят ее. Вы должны решить, как и когда рассказать правду своей жене.
– Как долго она?..
– Не очень долго, – мягко ответил Брокльхерст. – Около месяца.
Ральф выпрямился, отчаянно пытаясь успокоиться.
– Вы говорите, она ничего не знает?
– Она уверена, что беременна.
– Благодарю вас, – ответил Ральф.
Его глаза затуманились, он задумался и не заметил, как Брокльхерст вышел из комнаты. В конце концов Ральфу удалось вернуть своему лицу привычное добродушное выражение, и он направился к лестнице, ведущей в спальни. Мэри лежала на постели, закрыв глаза. Мгновение Ральф смотрел на нее, пока она не пришла в себя. Мэри так похудела, что было видно, как под ее кожей пульсируют жилки. Она побледнела еще сильнее, под глазами появились темно-синие тени, веки слегка подрагивали в такт дыханию. Безо всякой причины Ральфу вдруг вспомнились маленькие голубые бабочки, которые встречаются на сухих известковых равнинах. Мэри открыла глаза – они казались ярче, чем обычно.
Она смущенно посмотрела на мужа, и ее лицо выглядело совсем юным и беззащитным. Ральф вспомнил, что Мэри всего двадцать четыре года.
– Ральф, я хочу спать.
– Я сейчас уйду. Как ты себя чувствуешь, Мэри?
– Лучше, сегодня гораздо лучше. Что сказал врач?
– Что ты скоро поправишься.
– Ты виделся с Эдуардом?
– Да. Я пригласил его к нам в гости. Он приедет на этой неделе. Ты не возражаешь? Если тебе не хочется встречаться с ним, я...
– Нет, нет, все в порядке. Я не хочу мешать вам, – Мэри с усилием приподнялась. – Надо устроить хороший обед.
– Конечно, – ответил Ральф, борясь со слезами. Она всегда делала все, чтобы угодить ему. – Мэри, я хочу тебе что-то сказать, – начал он и остановился. Боже, как объяснить ей? Почему этого не сделал сам Брокльхерст? Это была его обязанность. Разве он, Ральф, в состоянии найти нужные слова? Он присел на край постели и взял Мэри за руку, а она внимательно взглянула на него.
– Что случилось? – спросила она. – Не беспокойся, Ральф, я буду внимательна к Эдуарду.
– Я не об этом, – вздохнул Ральф. Она продолжала смотреть ему в лицо, ожидая и почти понимая, что он хочет сказать, но Ральф знал, что не сможет решиться на это. – Я только хотел сказать, что люблю тебя, Мэри. Вероятно, я не всегда был ласков к тебе. Я знаю, ты чувствовала себя несчастной...
– Это не твоя вина, – вполголоса ответила она, как будто застыдившись. – Ты всегда хорошо относился ко мне, Ральф, я благодарна тебе. Просто мне самой очень трудно быть счастливой. Мне хотелось вернуться домой, вот и все, я тосковала по своему дому. Ты увезешь меня домой, правда?
– Как только тебе станет получше. Нельзя отправляться в путь, пока тебя мучает тошнота.
– Мне скоро полегчает, сегодня я уже чувствую себя лучше. Мы можем поехать в следующем месяце?
– Если ты будешь в порядке. А если нет, мы сделаем, это в другой раз.
– В другой раз?
– Весной, – Ральф облизнул сухие губы. – После того, как родится ребенок.
Она долго смотрела ему в глаза, и Ральф испугался, подумав, что она все знает.
– Я не хочу так долго ждать, – наконец возразила она. – Обещай, что мы поедем через месяц. Тогда мне уже станет лучше.
Ральф кивнул. Он боялся говорить.
Глава 11
Эдуард неохотно согласился приехать в поместье Морлэндов, однако, проезжая под аркой ворот, он, к собственному изумлению, почувствовал, как у него сильнее забилось сердце. Он любил свой дом, и ему было трудно жить, зная, что никогда больше не придется увидеть этот дом. И вот теперь, видя кирпичные стены дома, глицинию, которую начала сажать под окнами еще его мать, каменную панель над дверью, с которой время уже понемногу стирало рельеф с прыгающим зайцем, Эдуард почувствовал, что готов принести любую жертву, лишь бы время от времени возвращаться домой.