Черный жемчуг
Шрифт:
– Вы не видели Ральфа сегодня утром? Он уехал в город.
– Нет, мы не встречались. Опять неприятности с Макторпом?
Кэти кивнула.
– Ему удалось отложить заседание суда по вопросу о земле. Ральф разозлился, но ничего не смог сделать. У. Макторпа больше денег, чем у Ральфа, и поскольку он был мировым судьей, у него остались влиятельные друзья. Макторп хвалился перед Ральфом, что он способен откладывать суд месяц за месяцем до самой своей смерти. Как я ненавижу этого человека! Позавчера он снова явился к нам, чтобы позлорадствовать. Он так уставился на меня, что у меня от страха по спине прошли мурашки.
– Если бы только Эдуард был дома, – вздохнул Кит, –
– С Макторпом никому не справиться, – покачала головой Кэти. – Пока мой отец не приобретет значительное влияние при дворе, или... – с затаенной досадой добавила она, – пока Аннунсиата не станет возлюбленной короля.
На задумчивом лице Кита одновременно отразилось страдание и удивление. Кэти еще раз подавила вздох и добавила:
– Я пошутила. Ну, мне пора домой. Удачи вам, Кит. Увидимся завтра.
– Счастливо, кузина, – ответил Кит, заставляя себя быть любезным: – Не забудьте, что вы обещали мне танец.
– Нет, нет – такое я вряд ли забуду, – с грустью сказала Кэти и поехала прочь.
Аннунсиата пришпорила Голдени по дорожке парка Сент-Джеймс, наслаждаясь свободой. Поскольку ни у Люси, ни у Ральфа не было верховой лошади, они не могли сопровождать Аннунсиату, поэтому было решено, что она подъедет к парку в карете со служанкой, а грум поведет Голдени. Затем карета будет ждать, пока Аннунсиата прогуляется, и тем же образом отправится домой. Но как только Аннунсиата уселась верхом и ускакала, оставив позади карету и слуг, она порадовалась одиночеству, которого ей так не хватало в Лондоне.
Начинался солнечный день; воздух был еще прохладным, хотя роса, мерцающая в траве, не замерзла; ясное бледно-голубое небо озарилось золотистыми отблесками восходящего солнца. В парке не было видно ни души, только щебетали птицы. Голдени горячилась, застоявшись в конюшне, и по ее поведению девушка поняла, что лошадь ждет предлога подняться на дыбы, изображая испуг, или понестись галопом. Голдени постоянно плясала, останавливаясь на месте и пытаясь сбросить всадницу, и Аннунсиата довольно улыбалась, когда ей удавалось заранее предугадать движение лошади, рот которой стал сильным, но еще податливым для крепких рук Аннунсиаты. Когда лошадь мотала головой, испытывая свою наездницу, коралловые подвески плясали на узде, позвякивали и сияли под солнцем.
Подъехав к берегу пруда и остановив Голдени, Аннунсиата залюбовалась странными водоплавающими птицами, которых король разводил здесь. Пока она стояла, сам король появился у дальнего конца пруда – высокий, с непокрытой головой, в полном одиночестве, если не считать своры тявкающих спаниелей. Сразу же заметив девушку, король улыбнулся и направился в ее сторону. Голдени вздернула голову и ударила в землю передним копытом; она прядала ушами, предчувствуя, что собаки могут броситься к ней и успеть ухватить за ногу. Низкорослые пятнистые спаниели тоже заметили лошадь и ринулись вперед, подергивая куцыми хвостами, и как только первые из них достигли передних ног лошади и залаяли, Голдени метнулась в сторону и попыталась встать на дыбы. Это движение не застало Аннунсиату врасплох, ибо она наблюдала за ушами лошади и знала, чего можно от нее ожидать. Тем не менее неожиданный мятеж лошади дал Аннунсиате возможность продемонстрировать свое искусство наездницы, ибо пока она осаживала лошадь и умело поворачивала ее боком к стае беспокойных собак, девушка чувствовала, что показывает себя в самом выгодном свете.
Король отозвал собак и подошел поближе, чтобы взять поводья Голдени.
– Тысяча извинений, мадам, мои собаки более неуправляемы, чем придворные. Надеюсь, вы здесь не одна? – и король огляделся в поисках сопровождающих Аннунсиаты.
– Карета ждет меня у ворот, ваше величество. Видите ли, у моих родственников нет верховых лошадей.
– Среди придворных дам очень мало кто умеет ездить верхом, – заметил король. – Вы выглядите такой красивой и грациозной, на ваших щеках играет такой здоровый румянец – не ошибусь, если скажу, что вы введете новую моду.
Аннунсиата склонила голову в ответ на этот комплимент и отозвалась:
– А вы, ваше величество, – вы здесь одни? Король в ответ усмехнулся совсем по-мальчишески.
– Я опередил всех прочих только на несколько минут. Вскоре они вновь настигнут меня. Вам нравится жить в Лондоне, мисс Морлэнд? Вероятно, здесь у вас нет такой свободы, как дома?
– Здесь великолепно, ваше величество, хотя мне жаль, что не удается ездить верхом подолгу, как я делала в Шоузе.
– Да, понимаю вас, – ответил король, задумчиво прищурив глаза. – Мне бы хотелось отправиться с вами в Виндзор, мисс Морлэнд, – там есть замечательный парк, где можно неплохо поохотиться. На следующее лето, когда мы переселимся в летний дворец, я надеюсь, вы присоединитесь к нам, дабы я мог показать вам лучшие места для верховых прогулок.
Чувствуя, как пылают от изысканного приглашения ее щеки, Аннунсиата смогла только улыбнуться. Король задумчиво разглядывал ее, подолгу останавливаясь глазами на ее лице. Казалось, весь мир замер вокруг них. Даже Голдени перестала кивать головой, покусывая рукав короля, и собаки прекратили возню, рассевшись у ног своего хозяина. Глядя на короля, Аннунсиата понимала, что их могут потревожить в любой момент, когда неожиданно появятся остальные любители ранних прогулок.
Как будто угадав ее мысли, король произнес:
– Как спокойно здесь, и как бы мне хотелось, чтобы этот покой продолжался как можно дольше! Я мечтаю проехаться верхом вместе с вами рано утром, видеть прелестный здоровый румянец на ваших щеках... У вас типичный для англичанки цвет лица, мисс Морлэнд, – вы знаете об этом? У француженок кожа совсем другая. – Две пары темных глаз на мгновение встретились. – Нам могут помешать в любой момент. Я хочу снова увидеться с вами. Сейчас вы слишком далеко от меня, поскольку живете в городе. Хотелось бы вам жить при дворе? При дворе должны быть все красавицы Англии. Вы позволите подыскать вам место при дворе? Вам нравится мое предложение?
– Да, ваше величество, – ответила Аннунсиата, чувствуя, что король ждет от нее именно такого ответа. Ее удивило: как может король спрашивать об этом, неужели кому-нибудь не хочется жить при дворе?
– Мои сестры и мать вскоре прибудут в Англию, и я хочу, чтобы вы познакомились с моей сестрой Генриеттой. Вы очень напоминаете мне ее – в вас есть что-то похожее, особенно когда вы вот так смотрите на меня, и я... – он резко оборвал фразу, повернул голову и сразу же заметил нескольких придворных, огибающих пруд. – Черт! – еле слышно пробормотал он, сразу принимая решительный и деловитый вид, еще продолжая улыбаться, но уже другой улыбкой – более официальной, холодной. – Молодой герцогине Йоркской понадобятся фрейлины, – добавил он. – Я знаю, что она подруга вашей кузины и опекунши. Я собираюсь назначить вас ее фрейлиной в самое ближайшее время. И конечно, – заключил король, еще раз взглянув в глаза Аннунсиаты, – я прикажу Элбермарлу оставить в конюшне место для вашей лошади. Когда-нибудь мы с вами еще отправимся на верховую прогулку.