Черный жемчуг
Шрифт:
Однако в день своей смерти Кит вновь стал принадлежать только ей. Руфь придержала его коня, пока Кит садился верхом, чтобы уехать. Наклонившись, он поцеловал ее. Его последние слова были обращены к Руфи, ее он поцеловал последней, ее лицо было последним женским лицом, которое он увидел прежде, чем уехать навстречу смерти. «Позаботься о Хиро и ребенке, пока я не вернусь», – попросил он, а в его глазах уже был намек на близкую смерть. Они сохранили тайну, утаив ее от Хиро, – тайну его смерти. На следующий день он вернулся домой, бессильно свисая с седла хромого коня; его холодные, негнущиеся руки почти касались копыт. Руфь омыла и похоронила его, взвалив на себя
Кит-младший, сын Кита, должен был родиться у нее, у Руфи. Он был так похож на отца, что она могла бы полюбить его, если бы не защищала так старательно свое сердце. Она вырастила ребенка своего Кита, позаботилась о вдове, никому не нужной после смерти мужа. Хиро была беспомощна, как младенец, и становилась все более беспомощной, пока ранняя смерть не облегчила ее страдания. Кит-младший одновременно и принадлежал, и не принадлежал Хиро – так же, как и его отец.
О случае, который дал жизнь Аннунсиате, Руфь почти не вспоминала: этот туманный, похожий на сон эпизод занял место в темном свитке печалей и скорбен, и теперь казался нереальным, почти забытым. Руфь помнила сильное, гибкое мужское тело, его теплоту, приятный запах его кожи; она помнила, какими шелковистыми были его кудри – Аннунсиата унаследовала эти волосы; она помнила его слезы – детские слезы мужской печали, бессильные слезы, льющиеся по суровому лицу. А утром его глаза уже казались чужими, наполненными тягостными думами, ответственностью, скорбью – большие, темные глаза, невыразимо прекрасные – эти глаза достались Аннунсиате.
Однако если сам этот случай казался похожим на сон, который в памяти Руфи сразу же приобрел сходство с волшебными сказками, он имел вполне реальные последствия. В тридцать лет Руфь родила своего первого и последнего ребенка, а потом в течение пятнадцати лет старалась вырастить этого ребенка таким, какой хотела стать сама. Теперь, наконец, Руфь отправила своего ребенка в большой мир, и он скрылся вдали подобно горделивому и прекрасному кораблю, увешанному вьющимися флагами, под гром салюта, а она, Руфь, осталась со своим чувством тревоги и бесполезности. Возвращение к прежним отношениям приемной матери помогало ей перенестись в прошлое. Быть матерью Аннунсиаты было нелегко, но все же возможно. Теперь же Руфь поняла, что она и Аннунсиата сделали несчастным Кита-младшего.
Когда родилась Аннунсиата, Руфь больше всего желала, чтобы ее дочь и Кит-младший когда-нибудь поженились, и она порадовалась, как охотно подчинился ее желанию сам Кит-младший. Он был очарован Аннунсиатой с тех пор, как она родилась, и пока девочка росла, его очарование постепенно перешло в такую искреннюю любовь, что, по всеобщему соглашению, пара должна была непременно пожениться. Аннунсиата и Кит-младший были детьми, которых Руфь желала всю жизнь, в которых соединилась ее кровь и кровь Кита. Втайне Руфь стремилась заново переписать историю своей любви – так, как не удалось сделать это в жизни. Аннунсиата и Кит должны были пожениться, как это следовало сделать их родителям.
Однако Руфь не приняла во внимание саму Аннунсиату – она во многом отличалась от своей матери, и Руфи в конце концов пришлось признаться, что ее дочь не такая, как она, хотя такое признание оказалось болезненным и было сделано после долгих колебаний. Аннунсиате была уготована лучшая участь, чем та, о которой грезила ее мать. Девушка росла, любя Кита, но, как вскоре убедилась Руфь, это была только сестринская любовь. Кроме того, Аннунсиата была богатой наследницей и признанной красавицей, и любое из этих достоинств должно было обеспечить ей лучшего мужа, чем отпрыск Кита, оставшийся без гроша в кармане после опустошительной войны и правления республиканцев. Даже если бы он и вернул шотландские владения, он был не парой Аннунсиате, и Руфь понимала это, видя, что и Аннунсиата так думает.
Таким образом, и в буквальном и в переносном смысле вопрос несчастья Кита-младшего оказался в руках Руфи. Она с нетерпением ждала, когда Кит уедет в Шотландию, втайне надеясь, что он не вернется, несмотря на всю любовь к нему.
Дверь открылась, и на пороге появился Кит, отряхивая капли дождя с верхней одежды и распространяя вокруг себя запах влажной шерстяной ткани. Его белье почти не промокло, но волосы были насквозь пропитаны водой: они мокрыми прядями облепили голову, капли с них стекали на лицо и за воротник.
– Как ты умудрился так вымокнуть? – воскликнула Руфь.
– Дул очень сильный ветер, он унес мою шляпу, и мне пришлось немало побегать, чтобы догнать ее, – объяснил Кит. Он взял полотенце, но Руфь тут же отняла его и принялась вытирать мокрые волосы Кита. Он застыл и прикрыл глаза от удовольствия, пока Руфь пригнула его голову, немилосердно растирая ее жестким полотенцем.
– Ты сделал все, что хотел? – спросила она. Голос Кита был приглушен тканью полотенца:
– Да, я осмотрел все четыре дома и обнаружил, что там предстоит немало работы. У одного из них протекает крыша, у всех остальных засорены дымоходы. Но в целом дома еще крепкие.
– Так и должно быть. Что ты еще делал?
– По дороге домой заезжал в дом Морлэндов. – Руфь отошла, а Кит поднял раскрасневшееся лицо и выпрямился. – Кэти и Элизабет поделили между собой обязанности Лии – Кэти стала домоправительницей, а Элизабет – воспитательницей детей Ральфа.
Руфь одобрительно кивнула.
– Это неплохо придумано. Но что будет, когда они выйдут замуж?
– Думаю, Ральфу придется искать им замену. Однако непохоже, что кузины вскоре выйдут замуж – у обеих нет приданого, и в конце концов...
Руфь приподняла бровь.
– Они найдут себе мужей, и гораздо скорее, чем ты предполагаешь. Любая из них станет подходящей партией для небогатого человека.
Кит-младший не понял намека на самого себя.
– Но ведь у Элизабет нет ни гроша, а Кэти так дурна собой, – напомнил он.
– Кэти хорошо воспитана, образованна, она из хорошего рода, и Ральф даст за ней приданое, если только не захочет опозориться, или я не знаю Ральфа. Вдобавок она умеет управляться со множеством слуг, а такое умение нельзя не оценить.
Кит улыбнулся – улыбка делала его совершенно похожим на отца – и положил руки на жесткие плечи Руфи.
– И я всегда ценил вас, – проговорил он, не подозревая скрытого смысла в словах Руфи, – всегда. Разве я смог бы прожить с вами всю жизнь и не узнать всех ваших способностей? Я ваш вечный должник, Руфь, и никогда не забуду этого, – притянув к себе, он поцеловал ее в щеку, и на мгновение Руфь оказалась так близко от него, что мокрая от дождя щека холодила ей кожу, усы щекотали ее, а дыхание приподнимало волосы. Старые, давно забытые чувства всколыхнулись в ней, и Руфь помедлила еще немного, наслаждаясь близостью сильного мужского тела. Она и понятия не имела о роскоши чужой заботы, не знала, как приятно чувствовать объятия сильных рук и слышать уверенные слова: «Я позабочусь о тебе, понесу твою ношу»... «Кит!» – вскрикнуло ее сердце, но это продолжалось всего одну секунду, прежде чем Руфь холодно поправила себя: «Кит-младший», выпрямилась и высвободилась из его рук.