Черта прикрытия

Бэнкс Иэн М.

За спиной Ватуэйля туннель уходил во мглу, подсвеченную сполохами керосиновых ламп. Насколько он мог разглядеть, полуголые люди стояли на коленях или, отдыхая, бродили туда-сюда, согнувшись почти до поясницы, менялись местами в пространстве и без того ограниченном, да еще заваленном лопатами, кирками, совками и врубовыми барами. Сквозь кашель и сопение, прерываемые редкими горькими репликами, пробивался неровный гул пустой вагонетки, ползущей к ним по туннелю. Он видел, как в конце освоенного туннеля она с тяжелым постукиванием остановилась.

— Ну что, опять корчишь из себя неженку, Ватуэйль? — осведомился молодой

капитан, подобравшись к нему на полусогнутых. Молодой капитан был единственным из всех находившихся сейчас в туннеле, кто не снял верхней одежды. Он презрительно усмехался и, судя по всему, хотел бы вложить в эти слова как можно больше сарказма. К сожалению, он был так юн, что Ватуэйль просто не мог воспринимать его всерьез и думал о нем как о ребенке. Под «корчить из себя неженку» молодой капитан подразумевал происшествие, имевшее место около часа назад, когда они только приступили к работе. Ватуэйлю почти сразу стало плохо, он упал, и его вырвало. Это повлекло за собой крайне неприятную необходимость посылать наверх в вагонетке внеочередный груз отходов.

Ему стало плохо еще после завтрака наверху, и продолжалось это весь спуск. Особенно в самом конце, когда тошнота подкатила к горлу с удвоенной силой. В таких местах ему всегда было плохо. Он был высок ростом и поэтому ударялся о своды и подпорки туннеля гораздо чаще остальных. У него быстро появились «кнопки», как называют их опытные саперы: участки затвердевшей кожи, выступающие над каждым позвонком, точно огромные бородавки. И даже когда он мог позволить себе разогнуться, боль не отступала сразу. Кроме того, ежечасного рациона воды ему явно было недостаточно, и жажда все усиливалась.

Дальше по туннелю раздались нестройные возгласы и какое-то странное погромыхивание. На миг ему показалось, что начинается обвал, и по телу пробежал холодок страха — но в темном закутке сознания родилась мысль: По крайней мере, это будет быстро. И все наконец закончится.Затем еще одна вагонетка возникла из тьмы и врезалась в задок первой, отчего из обеих вылетело облако пыли, а передняя пара колес первой вагонетки соскочила с рельсов и уткнулась прямо в барьер. Последовали еще более громкие и недовольные возгласы: рельсоукладчиков распекали за то, что шпалы, как оказалось, были уложены неровно, грузчиков сверху — за то, что не опорожнили вагонетку до конца, а всех остальных — за то, что не обратили внимания и вовремя не предупредили. Молодой капитан приказал всем, кто был подальше от передовой туннеля, водрузить вагонетку обратно на рельсы, и добавил:

— К тебе, Ватуэйль, это не относится. Продолжай работать.

— Да, сэр, — ответил он и поднял киркомотыгу. По крайней мере, рядом с ним теперь никого не было, и это, возможно, позволит как следует подладиться к преграде. Он повернулся и воткнул мотыгу в то место, где застопорилась лопата, на миг представив себе, что это затылок молодого капитана. Вытащил ее из кучи, повернул так, чтобы орудовать всей плоскостью лезвия, а не только острием, слегка переменил позу и снова врубился в работу.

Спустя какое-то время уже чувствуешь, что делается на другом конце совка или мотыги: появляется сверхъестественная способность прозревать сокрытые от обычного взора глубины дерьма, пусть и только на краткий миг.

По рукам и предплечьям прокатилась новая мучительно болезненная судорога, очередная в этом году, который он почти безвылазно провел здесь, внизу. Но он почуял, как слегка уплощенное лезвие наносит что-то вроде двойного удара по куче, проскальзывая

меж двух обломков, а может, погружаясь в разлом куда более массивной скалы. Такое впечатление, что там какая-то полость,подумал он, но отбросил это предположение.

Теперь он был вознагражден — у него появился рычаг. Он приналег на истертую рукоять мотыги. Что-то подалось внутри кучи, а затем при слабом свете лампы, укрепленной на его каске, он увидел, как кусок слежавшейся грязи длиной с его предплечье и высотой ему по самую макушку бесшумно вываливается навстречу. Ошметки грязи и дерьма, а также мелкая галька взлетели до колен. Из дыры появился камень, украшенный резьбой, а за ним оказалась прямоугольная дыра. В дыре было чернильно-черное ничто. Он уловил идущее оттуда слабое дуновение холодного воздуха, пахнувшего старыми стылыми камнями.

Великий замок, осажденная твердыня, высился посреди широкой равнины на ковре стелящегося поземь тумана, и было в нем что-то нереальное. Ватуэйль припомнил свои сны. В этих снах он знал, что на самом деле замок нереален, или, точнее, реален, но где-то в ином измерении; непостижимым образом — благодаря магии или же технологии, неизвестной ему, — крепость была вознесена над равниной, так что они могли бы рыть туннель вечно и так и не докопаться до фундамента, не найти основания замка, продираясь через убийственно жаркий, согретый дыханием их собственных глоток сумрак, вечно агонизируя и надрываясь без цели и причины. Он никогда не рассказывал об этих видениях, потому что не знал, кому из соседей по туннелю может доверять, и подозревал, что, если содержание его ночных кошмаров станет известно кому-то из вышестоящих, в них увидят попытку морально разложить солдат, пустив вздорный слух, будто все их труды напрасны и бессмысленны. А такие действия непременно расценили бы как предательство.

Замок был воздвигнут на мощном скальном основании, каменном острове посреди затопленных равнин в бассейне великой реки, постоянно менявшей свое русло. Уже в силу одного этого он был достаточно защищен, почти неприступен. Но им сказали, что взять крепость все же можно. Почти год ушел на бесплодные попытки взять замковый гарнизон измором, а затем (это случилось года два назад) было решено, что лучше подвести большие осадные машины достаточно близко к скальной основе. Эти великанские механизмы из дерева и металла маневрировали вокруг крепости по специально проложенной дороге и могли метать каменные ядра или металлические бомбы, десятикратно превосходившие весом взрослого мужчину, на много сотен шагов по равнине. Но выяснилось, что подвести их на достаточно близкое расстояние к самому замку не так-то просто: там они подвергались угрозе обстрела со стороны военного механизма, построенного защитниками крепости. Это было гигантское требуше, водруженное на вершине массивной круглой башни, господствовавшей над цитаделью.

Механизм этот господствовал также и над всей равниной почти на две тысячи шагов вокруг, отчасти по причине высоты башни, отчасти ввиду его собственных огромных размеров. Все попытки осаждавших подвести свои машины к замку натыкались на яростный обстрел камнями из замкового требуше, которые выводили из строя осадные механизмы и давили солдат, как спелые арбузы. Инженеры неохотно доложили, что соорудить машину столь мощную, чтобы она оставалась боеспособной на расстоянии, недоступном катапульте вражеского требуше, и все еще могла оттуда причинить ущерб крепости, по-видимому, невозможно.