Черти поневоле
Шрифт:
– Мм-няу! – воскликнул он. – Наконец-то! На троих?
– Кто же пьет ночью? – пошутил Шлоссер.
– Какая испорченность нравов! – покачал башкой кот. – Зачем понимать превратно? Я, мм-няу, имел в виду яичницу!
– Тогда на всех, – сказал Костя.
– Заметано! – бодро ответил Антуан. – Считая, мм-няу, конечно, меня. Вы ведь не собираетесь сбросить разумное существо с парохода современности?
– Тебя?! – воскликнул Евстигнеев. – Ни за что! Ты нам дорог, как вечный укор
– Это юмор? – спросил Антуан, замерев над сковородкой.
– Самокритика, – улыбнулся Евстигнеев.
– Тогда я готовлю?
– Валяй, – махнул рукой Евстигнеев и, увидев, что чайник вскипел, бросился заваривать чай.
Действие «Громовержца» сказалось незамедлительно. Разум у друзей прочистился необыкновенно. Правда, яичница снова его слегка затуманила, но основную мысль все высказали единодушно:
– Без Яги не обойтись!
Они имели в виду не только Степанидовну, но и Горыныча с Кощеем и, конечно, Лешего.
– Народное ополчение поможет, – твердо обещал Костя.
– Давно ли лесная… хм, нечисть… стала народным ополчением? – Шлоссер вопросительно поднял бровь.
– Семеныч! – с упреком сказал Евстигнеев. – Нечисть – это жильцы Маланьи!
– Верно, – смутился механик. – Это я оговорился, не прав. И вообще, дело зашло слишком далеко. Хулиганство, грабеж со взломом, избиение Лисипицина. Что с бандитами делать?
– Выгнать их с треском, – сказал Евстигнеев, – у нас своих чертей хватает, нам новые не нужны.
– Новые и вдобавок злые, – напомнил Шлоссер.
– Выгнать их не удастся, – напомнил Костя, – отворот-поворотное зелье не пустит. Придется своими силами укрощать. Слушайте! А может, товарищеский суд, а?
– Верно! – обрадовались друзья. – Соберем общественность, призовем преступников к ответу. Правда, Маланья их не выдаст.
– Тогда и Маланью призовем, – сказал Костя, – как укрывателя.
– Соучастника! – добавил Антуан сквозь дрему и, сладко вытянув лапы, захрапел снова.
– А ты вообще должен был за ними следить, – сказал Костя, устранился, понимаете ли, от важного дела.
– Я следил, – возразил Антуан.
– И много наследил? – улыбнулся Евстигнеев.
– Скукотища! Они только спят да ругаются.
– Н-да, – вздохнул Шлоссер, – та еще компания.
– Народное ополчение я беру на себя, – сказал Костя, – соберу всех.
– А я поставлю вопрос перед директором, – пообещал Шлоссер, – чтобы все было по закону.
– А я пройдусь по поселку, – сказал Евстигнеев, – соберу всех, кто от братков пострадал. Проведем настоящий процесс! Не хуже международного трибунала.
В доме Маланьи царила тревожная тишина. Измученные бандиты приходили в себя и тут же уходили снова. Серый лежал на раскладушке, положив себе гирю на грудь и поглаживая ее, как котенка.
– Ах ты моя хорошая, – горестно приговаривал он. – Только ты меня и понимаешь!
Гиря умудренно молчала.
Колян и Толян лежали вытянувшись, словно по команде «смирно», и не шевелились. Бараньи рога Толяна в полумраке казались огромными ушами.
«Слухач! – подумал Серый с ненавистью. – Наверное, шпион. Гирей бы его!»
Однако приподняться уже не хватало сил.
Что касается шефа, то бабка заботливо укрыла его солдатским одеялом. Эдик был неузнаваем. Под воздействием пережитого редкие, коротенькие волосенки колосились у него на голове, разделившись по одному, и торчали теперь в разные стороны, отчего голова стала казаться в два раза больше.
Время от времени шеф отваливал нижнюю челюсть, да так, что заглянувшая к браткам Маланья невольно ахнула:
– Совсем проглотом стал! Теперь и не накормишь!
В этот момент шеф как-то особенно жалобно хрюкнул, скосил глаза на старуху и что-то неразборчиво забормотал.
– А-мня-мня! – послышалось Маланье, и она навострила уши.
– Хахахама дахавай! – пролепетал шеф.
«Ну вот и все, – подумала бабка. – Не успела подумать, а он уже жрать просит!»
– Рано еще! – буркнула она и вдруг оживилась: – Да тебя лечить надо! Погоди, болезный, я тебе сейчас лекарство дам.
Маланья прошла на кухню и вытащила из-под шкафа целлофановый пакет с таблетками. Вывалив содержимое на стол, она призадумалась.
– Надо чего покрепче, чтобы быстрее в чувство пришел, – решила бабка. Покопавшись, она отобрала, на ее взгляд, самое необходимое: две таблетки аспирина, анальгин, таблетки от кашля, от диареи, от давления и несколько штук добавила за красоту, по цвету – зеленую, желтую и розовую. Немного поколебавшись, взяла пурген.
Весь этот оздоровительный комплекс старуха растерла в ступке, высыпала в стакан, залила теплой водой и добавила стопку водки для крепости и ложку меда для сладости.
С льстивой улыбкой Маланья приблизилась к шефу и проворковала:
– Выпей, соколик, здоровеньким станешь!
– А? – испугался Эдик, глядя на стакан осоловелыми глазами.
– Ты пей, пей, не спрашивай, плохого не дам, – ласково сказала Маланья.
Серый мгновенно пришел в себя и перестал гладить гирю. Толян и Колян не шевельнулись, но оба раскрыли глаза.
Шеф взял стакан, приблизил его к правому, здоровому, глазу и, принюхавшись, осведомился:
– Аспирин?
– Ага! – коротко ответила Маланья, с трудом удерживаясь от того, чтобы не двинуть шефу по челюсти.