Чертог
Шрифт:
– Проси в другом месте, гнида.
Красивый юноша уверенным шагом направился к обидчику, снимая на ходу сюртук. Компания в углу со скрежетом табуретов встала и медленно вышагивала за ним, разминая суставы. Габриэль ехидно улыбался. Он подал сигнал своим приятелям за соседним столом, и те лихо опорожнив глиняные сосуды с водкой, похрипывая, принялись закатывать рукава.
Атмосфера нагнеталась.
Майлз предпринял последнюю попытку остановить словесную перепалку и пресечь возможный мордобой. Он бросился вперед и оказался между бранившимися сверстниками.
– Габриэль, вернись на место и приткни гузно! Сайгон, надевай сюртук и иди к сыну! Ты, уноси пиво!
Хозяин таверны
– С дороги, Майло, - отстранил его Габриэль, - все слишком далеко зашло, чтобы просто разойтись.
– Запятнавшему честь моего рода не может быть прощенья.
Грайвер с силой рванул плечо друга, но тот извернулся, наклонил корпус назад и не спеша замахнулся. Слишком медленно. Аристократ молниеносным ударом в скулу, на мгновение выбил из реальности противника. Габриэль пошатнулся, сделал шаг назад и встряхнул головой. Из порванной кожи побежала тонкая линия крови.
Все ждали.
Разъяренный, он выставил левую ногу, перенес на нее вес и, склонив голову, по ровной дуге ударил в висок. Помещение взорвалось яростным воплем. С грохотом упал стол. Звук разбитого кувшина звонко пронесся в наэлектризованном воздухе. Группа из угла перескочив через табуреты, ворвалась в образовавшееся месиво. Краснолицый швырнул пустой бочонок в Габриэля, но тот грациозно уклонился. Бочонок угодил в желтую стеганую спину, которая в следующую секунду уже служила половиком. В редких проплешинах боя можно было видеть, как толстощекий парень попытался схватить Габриэля за шею. Юноша в кожаной куртке пихнул нападающего, после чего грубо схватил его за губы, лопнувшие, словно перезревшая вишня.
Вопль боли заполнил таверну.
Выбежавший с ковшом хозяин, огрел им первого попавшегося баламута. Тот словно подкошенный повалился на пол, захватив с собой еще одного. Майлз вцепился в чей-то воротник и несильно тянул его. На голову дождем полилось пиво, затем метеоритом упала кружка.
Было темно. Майлз с трудом высматривал лица, то и дело, с облегчением замечая избитую физиономию Габриэля. Сайгона он не замечал. На шум в таверну вбежало еще несколько человек, тут же сцепившихся в беспощадной схватке. На полу неподвижно лежало шесть тел. Об них запинались еще стоявшие и едва не падающие от бессилия драчуны. Драка переросла в нечто большее, когда Габриэль достал из внутреннего кармана куртки неприметный кинжал. Майлз сразу заметил это и в ужасе выбил оружие из ослабшей от усталости руки друга. Кинжал с глухим звоном скрылся во всеобщем хаосе происходящего. Вдруг на челюсть Грайвера пришла тупая и резонирующая боль. Перед глазами замелькали темные точки и он сам того не осознавая, повалился на чей-то развалившийся по полу бок. Соскользнув, он еще открытыми глазами впился в мрачную стену. Беспомощно скребя пораженными судорогой пальцами по шершавой древесине, Майлз нащупал горячий лоб, лежавший поблизости. Сухожилия под кожей кисти расслабились. Пятка в потрескавшемся сапоге ненароком угодила ему в нос. На губы стек вкус железа.
Распахнулась дверь. Майлз понял это по характерному скрипу. В проходе появились солдаты. Они гулко ругались и перекрывали своими голосами звон в ушах. На грудь улеглась тяжесть. Все исчезло.
3
Солнце было уже высоко.
Майлз понял это сразу же, как только приоткрыл опухшие глаза. Благоухание медоносов обволакивало воздух. Этих растений не было и не могло быть в городе, отчего вставал непростой вопрос о текущем местонахождении. В щелки век, юноша видел ярко-голубое небо и пузырчатые облака, обрамленные сиреневой пенкой. Сферическое небо не имело краев. С трудом приподнявшись, Грайвер различил размытый силуэт Габриэля, повисшего на краю ушата. Он сделал попытку окрикнуть друга, но от резкого приступа бессилия рухнул обратно на траву.
Вечерело. Очнувшись во второй раз, Майлз приподнял только голову и увидел чуть дальше от себя множество маленьких домиков, принадлежащих фермерам. Он, по всей видимости, лежал на холмике, плотно заросшем свежей травой. Под спиной чувствовалась непривычная мягкость, хоть поясницу и сводили волнообразные судороги. Небо стало фиолетовым. Отвернув голову, юноша обнаружил лежащего вниз лицом товарища. Руки его были раскинуты в стороны, а кожаная куртка вся измазана жирной грязью. Благо коричневый цвет кожи неплохо маскировал это. Майлз изверг хрипящий звук, после чего тело рядом лениво перекатилось животом кверху. Глаза Габриэля били так широко раскрыты, что оголяли ветви багровых сосудов. Он дышал ровно, хотя казалось, вообще не дышал.
– Что за вечер, - протянул силуэт, - каждый день бы так.
– Заткнись, Габриэль, - выдавил Майлз, - что б я еще хоть раз с тобой выпить пошел.
– Да не волнуйся, не придется. Я все-таки просадил все деньги, хе-хе.
– Славненько! Вау, поздравляю. Отчего я почти не удивлен? – Грайвер скривился от боли в плече и замолчал.
– Да ерунда это все. Одну часть пропил, а другую уплатил в качестве штрафа за учинение погрома. Наконец-то тяжесть серебра не будет тянуть мой карман.
– Что ты там мямлишь? – злобно бросил Майлз.
– Говорю, что за вечер. Благодать же. Ты погляди только, какое небо красивое. Каждый день бы так любоваться.
– Ему бы только любоваться, а жить ты как намерен, Габриэль? На какие это шиши?
– Найду где-нибудь. Займу.
– Смерть свою найди.
– Да ладно тебе, двадцатилетний старик. Будь проще, не усложняй жизнь ни себе, ни мне.
Габриэль закинул руку за голову и улыбнулся.
– Как я ненавижу тебя. Если бы мог, то таких тумаков отвесил бы.
– Болит что-то?
– Все.
– Сильно?
– Сильнее не бывает.
– Хороший вечер, говорю!
– веселясь, подтрунивал Габриэль, - на душе легко.
– Знаешь у кого на душе легко? У тунеядцев и дураков.
– Меня в список забыл внести.
Габриэль расхохотался.
– Прохвост, в этом весь ты. А что до вечера, то да, действительно хорош.
Майлз подполз чуть повыше и опрокинул голову на еще несмятую траву.
Вдалеке раздался женский крик и веселый щебет детворы. Назойливый комар попискивал у правого уха. Ветерок обдувал горячую щетинистую щеку. По указательному пальцу бежал заплутавший муравей. Теперь Майлз камень, пролежавший на этом месте много десятков лет. Камень, на который усаживались уставшие путники и раскладывали свои скромные пожитки. Камень, омываемый дождем и укрываемый снегом. Настоящий камень, дикий и живой. Не такой, из каких состояли стены и башни замка. Другой. Те камни вытесывали специально, подгоняли под размеры и укладывали на собратьев. Его же вытачивал ветер и время. Его сюда уложила сама природа и велела лежать крепко.
– Ты не задумывался, что будет после всего этого? После университетской жизни, после постоянных твоих попоек и мордобоев.
Габриэль прищурился, рассматривая темное облако с красным ободом.
– Задумывался, - коротко ответил он.
– Смешно, правда? Тринадцать лет вдруг закончатся через шесть недель.
– Тринадцать долгих лет, тяжелых.
– Но ведь таких привычных. Ты сможешь жить по-другому?
– Не знаю.
– А я смогу. Мне здесь плохо, в этой агрессивной среде. По правде говоря, хочется домой, к покою.