Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Шрифт:
Санталов судьбу свою — вечно тащить службу, когда другие расслабляются за рюмочкой, знал и глухо роптал. Однако толку с того… Не рискнет же, в самом деле, начальник штаба полка на День Победы загнать в наряд лейтенанта Лоськова, у которого личное дело от взысканий разбухло. Другого за невыходы на службу по причине обильных возлияний и прочие «подвиги» давно бы из армейских рядов турнули. Ан за спиной сослуживца дядя-генерал издалека погоду наводит. Да только и он не всемогущ: любимый племяш по две звездочки на погонах четвертый год уж носит. И длинное погоняло: Лосище Дважды Лейтенант.
Ладно, сие есть разговоры в пользу бедных, а службу, коль назвали груздем,
Не явился исключением и этот «победный» наряд. С вечера приезжал один из замов начальника гарнизона, незадолго до полуночи объявился комбат, а уже в третьем часу ночи самолично пожаловал комендант. Однако Санталов с подчиненными удачно отчитались как за несение службы на постах, так и за четкость действий по вводным в самой «караулке». Бодрствующая смена знанием уставов блеснула, с заряжанием-разряжанием оружия тоже не подвели.
Наконец поток начальства на время иссяк. Виктор тяжко боролся со сном: обязанности начальника караула неукоснительно предписывают тому всю ночь бодрствовать, а отдыхать — извольте только с девяти до тринадцати следующего дня.
«Противоестественно оно, такое указание, — лениво думал старший лейтенант, изредка экономно отхлебывая из стакана пока не степлившегося окончательно лимонада.
— Человек испокон веков на день-ночь запрограммирован. Нет, конечно, есть и люди-совы… Тот же Пикуль: именно от заката до рассвета творил. Профессии там особые — охотник, разведчик… Или — сторож… Ладно, согласимся: исключение, приспособление организма, передвижка сонной фазы… Но тут ведь месяц жизни в нормальном ритме — и вдруг хлоп: на сутки поперек природы! Идиотизм? Да какого лешего: в карауле иначе нельзя! И как же все-таки в люлю-то охота! Да-а, брат, констатируем: отвык ты от Чечни! Там столь явной бредятины в голову точно б не влезло!»
Виктор с усилием встал из-за стола и нехотя сделал несколько приседаний. Еще глотнув лимонада, подумал: а сумеет ли три запасенных бутылки растянуть на сутки? И взялся за телефон: пора было проверять исправность средств связи и сигнализации, звонить на посты…
К слову, в учебный полк Санталов попал немногим менее полугода назад, переводом этим по сей день откровенно тяготился и трудно привыкал к новым условиям прохождения службы. Ведь сразу после окончания Новочеркасского высшего военного командного училища связи новоиспеченный офицер был распределен в «горячую точку» — мотострелковый полк, дислоцировавшийся в Чеченской Республике, где и пробыл почти два с половиной года командиром взвода связи. Там, на переднем крае, получил и очередное воинское звание, и орден Мужества. А было так.
По своим должностным обязанностям молодой лейтенант на спецоперации обычно не привлекался, у него служебных задач и по своему профилю хватало. Но однажды руководство части собралось в Ханкалу, в штаб Объединенной группировки войск, с отчетами за квартал. Виктор и уговорил начальника связи взять его с собой в составе боевого охранения. На середине пути, в лесополосе, небольшая колонна напоролась на засаду. Начался затяжной бой с превосходящим противником. Санталов отбивался грамотно, нескольких боевиков лично уничтожил, гранатой. А под занавес схватки, когда к миротворцам уже спешило подкрепление, был легко ранен в предплечье. За мужество и «за кровь» высокой награды и удостоился. Сослуживцы шутили: за такого жениха-орденоносца любая теперь пойдет.
Однако вскоре соединение, с которым Виктор успел сродниться, непонятно почему, чуть ли не в одночасье, расформировали, разбросав личный состав по разным военным округам. И опытный, несмотря на молодость, офицер, по чьему-то росчерку пера нежданно-негаданно угодил в непривычную обстановку «учебки», где несение караульной службы как раз и являлось единственной боевой задачей среди множества сугубо мирных…
Наконец-то наступившие девять утра старший лейтенант встретил с припухшими веками и проклюнувшейся головной болью, заканчивая очередную смену часовых. После чего проинструктировал оставляемого на время отдыха за себя разводящего… И с каким же наслаждением, не снимая сапог и одежды (уставом не положено!), завалился в комнате начальника караула на топчан, покрытый тонким слоем поролона под дерматином… Великое недолгое счастье в наряде — здоровый, крепкий сон!
Из него Санталова бесцеремонно выдернул сердитый голос заместителя командира полка по воспитательной работе подполковника Барзинчука:
— Товарищ старший лейтенант, подъем! Слышите? Встать! Немедленно! Приказываю!
— Что? — спросонья не понял Виктор.
С главным воспитателем соединения он впервые встретился по прибытии в часть — в таких случаях военнослужащие обязаны сразу представляться: первому — командиру, затем всем его замам. Собственно, обычная ознакомительная беседа. Где родился, учился, служил ранее. Чем на досуге увлекаешься… Ну чем — в условиях Чечни и вечернего комендантского часа? Карты-нарды, да при случае после ужина водки-паленки на грудь принять… Но об этом лучше молчок.
Почти сразу Санталова отправили в очередной календарный отпуск: на дворе конец января, а он еще за прошлый год свое законное не отгулял, да плюс добавочные дни за пребывание в «горячей точке». А когда Виктор в марте вышел на службу, Барзинчук сам на отдых убыл и в части появился только незадолго до майских праздников. По сути, старший лейтенант с ним до сегодняшнего дня особо и не сталкивался. Но вот — пришлось…
— Я вам не что! — рявкнул подполковник. — Извольте принять строевую стойку!
Старший лейтенант поднялся, почти автоматически вытянулся в струнку.
— Вот тут у вас чего? Эт-то как называется?! — тыкал пальцем начальник в сторону черного портфеля, прислоненного к ножке топчана.
— Так сумка же… — непонимающе отозвался Санталов.
— Чтоб туалетные принадлежности не в руках и провиант какой с собой…
— Вы мне зубы не заговаривайте! — угрожающе перебил его Барзинчук. — Бутылка с чем? А? Признавайтесь! — И в остатний раз указал на приоткрытую кожаную тару, из которой выглядывало стеклянное бутылочное горлышко с металлической пробкой.
— Ага… — наконец понял причину нездорового любопытства главного воспитателя полка Виктор. — Там лимонад, товарищ подполковник.
— Еще и врет, с места не сойдя! — не поверил тот. И в гневе сбился на «ты». — Эт-то его лет пятнадцать, как в стекле не выпускают! Пиво у тебя здесь! Вон, и бутылка-то темная!
— Вообще лимонад в подобной таре сейчас действительно редкость, — согласился Санталов. — Но так уж совпало… Хозяин флигеля, который я снимаю, цех держит, где шипучку разливают именно по старинке. Фирма небольшая, а качество товара отменное: воду качают из подземной скважины. И с клиентурой полный порядок… Короче, хозяин по-дружески к празднику ящик и презентовал. Половину — с «Дюшесом», мне особенно нравится, остальное — «Крем-сода». Еще там «Буратино» штампуют, только тот, на мой вкус, не ахти. А что бутылка темная — так в производстве и из-под пива годятся.