Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Шрифт:
— А ну, дыхни! — приказал Барзинчук.
— Да слово офицера, трезвый я! Разве ж в карауле допустимо!
— Дыхни, говорю! — И подполковник требовательно шагнул вперед, почти уткнувшись приподнятым носом в подбородок начальнику караула: ростом проверяющий не вышел, зато с лихвой компенсировал это тучностью…
Виктор недобро хмыкнул, набрал полную грудь воздуха:
— Ххху!
— А он и рад стараться! — отшатнулся Барзинчук. — Чуть не оплевал!
— Ну, знаете…
— Знаю! Нечего мне тут пререкаться! Эт-то… Не поймешь толком… Вроде и не пахнет… Ага! Подай-ка сюда бутылку!
— Извольте…
Виктор
— Ни черта не разберешь! Ну-ка, открывашку сюда!
Санталов, у которого на скулах заиграли желваки, приоткрыл дверь в комнату бодрствующей смены, скомандовал свободному караульному, и тот живо принес из столовой консервный нож. Проверяющий прямо на весу резко поддел с горлышка металлическую пробку, докатившуюся до шкафа с оружием, подозрительно принюхался к содержимому «Дюшеса»… Но, так и не определив без дегустации, что же внутри, снова взболтнул пузырящуюся жидкость и решительно глотнул…
— Вот те на… И правда лимонад! Не ожида-ал… — разочарованно протянул он. — Однако вкус какой-то… эт-то… — и решительно приложился к бутылке вдругорядь, сделав еще два крупных глотка. — Непонятный… Ну-ну…
— Теперь убедились, что не пиво? — с неприкрытой обидой в голосе поинтересовался Виктор.
— Допустим… А ты, похоже, чем-то недоволен? — сразу возвысил голос подполковник.
— Что не доверяете. Разве я повод хоть чем-то давал?
— Да какая разница? Должность у меня такая: доверяй, но проверяй.
— А можно было бы тогда хотя бы не из горла? Стакан же для того существует…
Барзинчук хищно изогнул бровь.
— Эт-то я что, по-вашему, туберкулезный, что ли? — вернулся он к обращению на «вы». — Или — бери выше — ВИЧ-инфицированный?
— Зачем вы так… — несколько смутился начальник караула. — Я не о том. Некультурно же. Потом кому другому… — и не договорил.
— Интере-есно. Значит, вы, товарищ старший лейтенант, в боевой обстановке из одного котелка есть с солдатами брезговали?
— Передергиваете, товарищ подполковник. У нас здесь пока не боевая обстановка, — осторожно возразил Санталов, подозревая слабину своей позиции.
— Щас будет, — усмехнувшись, коротко пообещал замкомполка. После чего рявкнул: — Караул, в ружье!
…Эх и гонял же проверяющий личный состав по вводным! Ох и проверял же солдат на знание статей уставов и табелей постам! Ух и дотошно же инспектировал внутренний порядок во всех помещениях «караулки!»
Недостатки, разумеется, выявились. При перечислении «общих обязанностей часового» караульный бодрствующей смены, рядовой с девчачьей фамилией Танюшкин, благополучно осилил десять из одиннадцати. Однако на финише запнулся.
— Ну, — подгонял Барзинчук, — склероз, что ли? Молодой же вроде… Ладно, даю наводку: «Услышав лай…» Кого?
— Караульной собаки…
— Так, верно, дальше.
— Надо немедленно…
— Без «надо»!
— Ага, немедленно… в караульное помещение…
— Что? Продублировать сигнал? — «помог» проверяющий.
— Ну да, — согласился сбитый с толку Танюшкин.
— Хех! — развеселился экзаменатор. — Товарищ старший лейтенант, эт-то он у вас в телефонную трубку гавкать собрался? Весьма, весьма оригинально!
— Нет! — запротестовал солдат. — И вовсе не так! Надо немедленно сообщить установленным сигналом в караульное помещение!
— Да без «надо», который раз поправляю! Свои обязанности следует отбарабанивать назубок!
У рядового Амосова Барзинчук спросил, кому часовой на посту имеет право отдавать оружие.
— Никому, — отчеканил караульный. — Включая лиц, которым он подчинен.
— Верно, — согласился подполковник. — А теперь — напряги воображение. В дореволюционной России у часового таковое право имелось… по отношению к одному-единственному человеку. К кому?
— Не могу знать, — сразу открестился Амосов. — У меня даже прадед и тот после Октябрьского переворота родился.
— «Не могу знать, не могу знать», — передразнил проверяющий. — А покумекать-то и лень. Государю императору полное право вручить имел.
— Товарищ подполковник, — встрял Виктор, — данный вопрос за рамками наших уставов и обязательного перечня.
— Да ладно, ладно, старший лейтенант, эт-то я так… в порядке общего кругозора, — подозрительно добродушно согласился Барзинчук. — А теперь — внимание. Товарищ рядовой, а когда во время смены на посту не оказывается часового?
Санталов ответ на каверзный вопрос, конечно, знал — еще с курсантских времен. Но Амосов, увы, не мог даже предположить, что, когда часовой уже произнесет: «Рядовой такой-то пост сдал», тем самым сменившись с него, а заступающий караульный, в свою очередь, еще не успеет до конца отрапортовать: «Рядовой такой-то пост принял», формально охраняемый объект на секунду-другую и правда оказывается без часового. Хотя в начале самой процедуры смены постов и сдается под временное наблюдение еще одному, так называемому свободному караульному. Однако необходимо ли было рассказывать про этот секрет Устава гарнизонной и караульной службы солдатам, если никто из проверяющих за три года офицерства Виктора никогда не копал столь глубоко?
Впрочем, ему теоретически нечего было возразить, когда замкомполка записывал в постовую ведомость резюме проверки: «Личный состав караула нетвердо знает общие обязанности часового и порядок смены постов. Неуверенно действует по вводным. В караульном помещении не поддерживается должный уставной порядок. Посуда для приема пищи грязная. Аварийное освещение не укомплектовано. Запас питьевой воды недостаточен. Оружие плохо смазано».
Этаким образом Барзинчук ликующе интерпретировал обнаруженную на кухне «караулки», возле урны, обгоревшую спичку. И нехватку оных — где три, где пять штук — в коробках при керосиновых лампах: не поленился высыпать их и пересчитать: «Должно быть по шестьдесят!» И к уровню воды в питьевом баке придрался: чуть ниже половины, а вдруг при нападении на караульное помещение в осаде долго сидеть придется? И все брезгливо тыкал в скользковатую на ощупь, даже и после тщательного мытья, посуду: а кто мешал в столовой части горчицы попросить? Тогда бы и с жиром быстро разобрались!