Чертовы котята
Шрифт:
— Я не буду звать полицию, если ты уйдешь сама.
Взяв Сату под руку, я попыталась выпроводить ее за дверь. Но она вырвала руку.
— Не трогай меня, грязная шлюха!
В это мгновение я увидела, что на пороге с незажженной сигарой во рту стоит Сюрьянен. Скорее всего, журналисты купили Сату траурный наряд и заплатили ей, чтобы потом поместить снимки на первых полосах светской хроники. Но они не знали, с кем связались. Я обещала Гезолиану, что Юлию в день свадьбы ничто не потревожит, и собиралась сдержать свое слово. Сюрьянен зажег сигару. Несмотря на плотную вуаль, он тоже узнал свою бывшую жену. Сату приблизилась
— Уско, зайди сейчас же внутрь. И все остальные, кто не хочет попасть в объективы журналистов. Ханнула, тебя это тоже касается. Это публичное выступление не принесет тебе дополнительных голосов избирателей.
Сюрьянен быстро вошел в дом, остальные еще толпились, докуривая и выбрасывая окурки. К двери подошел Пете:
— Нельзя запретить фотографировать в публичном месте. Согласно закону, все, кто вышел из ресторана на улицу, уже находятся в общественном месте. — Он повернулся к Сату, которая снова отошла к двери. — А у вас есть приглашение?
— Нет! Оно мне и не нужно!
— Обратите внимание, на дверях написано, что здесь происходит частное мероприятие.
— Но двор является общественным местом! И я собираюсь здесь провести поминки по своей убитой любви!
— Вот черт! — Пете с досадой повернулся ко мне.
Официанты уже сдвигали столы к стене, чтобы освободить пространство для танцев. У меня пискнул телефон: пришло сообщение.
— Вам придется уйти. Вызвать такси? — Пете говорил вежливо, он привык улаживать подобные ситуации мирным путем, за что я его очень уважала.
Распахнулась дверь, и на землю упала темная тень.
— Что здесь происходит? — раздался голос Гезолиана.
Он всегда умел произвести угрожающее впечатление, хотя был среднего роста и не такой крепкий и здоровый, как, например, Пете. Леша стоял за плечом хозяина, готовый в любую секунду кинуться в драку.
— Бывшая жена Сюрьянена, — произнесла я.
В этой ситуации не стоило лгать или что-то придумывать. Леша сделал шаг вперед, под полой пиджака ясно обозначилась кобура пистолета.
— Это вы позвали сюда журналистов? Попросите их уйти, — сказал Гезолиан таким тоном, словно перед ним стоял последний бомж. — Сегодня свадьба моей дочери, самый важный день в ее жизни. Разумеется, вы не сможете испортить нам праздник, но я не люблю, когда чужие люди вмешиваются в мои дела. Вас уже один раз предупреждали. Сейчас последует второе предупреждение. Третьего не будет. Леша, проводи, пожалуйста, даму к выходу и объясни заодно вон той журналистке, что если она хочет сохранить в целости свое оборудование, то ей тоже лучше исчезнуть отсюда. Эти фотокамеры очень хрупкие…
Гезолиан говорил таким тоном, что даже у меня по спине поползли мурашки. Я вспомнила, как при первой встрече этот человек показался мне любящим, заботливым отцом и совсем не производил впечатления монстра, которым был на самом деле. Может, первый тайм в своей игре он и проиграл, но до конца войны еще далеко и вряд ли его противникам покажется мало.
Леша подхватил Сату Сюрьянен под локоть и практически поднял в воздух. Неужели он считал, что дипломатическая неприкосновенность Гезолиана распространяется на них обоих? Журналистка не переставая щелкала
— Чертов мерзавец, ты сделал это специально! Ты за все ответишь!
— Sorry, I don’t understand, — произнес Леша с сильным русским акцентом. — Я не вас понимаю, девушка, — повторил он то же самое по-русски и сочувственно развел руками.
Маленькая красная «шкода» остановилась, чтобы пропустить переходящего дорогу большого русского охранника. Журналистка потрясенно рассматривала разбитую камеру. Сату Сюрьянен не оглядываясь пустилась прочь по улице, сильно прихрамывая. В черных колготках зияли огромные дыры.
— Готово, — сказал Леша Гезолиану.
Я поняла эти слова. Дальше они продолжили разговор на родном языке, и я не могла уследить за ходом их беседы. Когда Леша вернулся в дом, Гезолиан повернулся ко мне:
— Хилья, ты меня разочаровала. Ты не смогла решить небольшую проблему с бывшей госпожой Сюрьянен, что уж говорить о более серьезных вещах?
— Ее ревность оказалась сильнее страха. Да и к тому же желтая пресса наверняка хорошо заплатила за этот спектакль.
— Дело не в деньгах. Видела, как работает Леша? Пара шагов: обе бабы наказаны, карта памяти у нас. Тебе есть чему у него поучиться, девочка.
Меня так и тянуло сказать, что в академии Куинса нас учили защищать, а не нападать, но я решила промолчать, демонстрируя покорность.
— Что за тип этот отец невесты? — спросил Пете, когда Гезолиан зашел в дом. — Теперь охрану можно привлечь за беззаконное поведение. Не нравится мне это.
— Мне тоже не нравится. Видимо, он считает, что дипломатическая неприкосновенность распространяется не только на него самого, но и на всех нас. Если эта бывшая жена Сюрьянена придет еще раз — вызывай полицию.
Пете остался во дворе, недовольно качая головой, а я отправилась взглянуть на свадебный вальс. Сюрьянен танцевал прекрасно, он уверенно и красиво кружил невесту по залу.
— Пойдешь потом со мной танцевать? — Ко мне подошел Юрий и приобнял за талию.
— Я пришла сюда работать, а не танцевать. — Я сбросила его руку. — Выбери кого-нибудь другого. Смотри, какой букет — все подружки невесты и, конечно, госпожа Бек.
Юрий вздохнул. Гезолиан пригласил на танец свою дочь, Сюрьянен предложил руку бабушке невесты. Они не могли разговаривать, но это не помешало им танцевать. Мать Гезолиана была маленькой пухленькой женщиной с огромными золотыми кольцами в ушах, которые звенели в такт ее движений. Полагаю, она была весьма влиятельной особой в своем кругу. Интересно, много ли она знала на самом деле, или вынужденная эмиграция научила ее держать рот, уши и глаза закрытыми?