Чёртовы куклы
Шрифт:
– В таком случае все те, кто желает заслужить себе одобрение властей, имеют теперь отличный случай достичь этого, - стоит только обнаруживать пренебрежение Пандоре. Ты это делаешь?
Мак посмотрел на него пристальным взглядом и сказал:
– Ты не задерёшь меня! Я не ссорюсь из-за пустяков и не люблю, когда ссорятся. Мне нет дела до тех, которые ищут для себя расположения у властей, но мне нравятся те, которые не задираются с ними.
– Ну, не хитри, Мак, ты - скрытый аристократ.
– Пожалуй, я - аристократ в том смысле, что я не хочу подражать слугам,
– Другими словами, ты бережёшь себя для чего-то лучшего.
– Очень быть может.
Фебуфис ему насмешливо поклонился.
– Можешь мне и не кланяться, - спокойно сказал ему Мак.
И Мак, заплатив свои деньги, ушёл ранее других из таверны.
Обе выходки Фебуфиса, как и следовало ожидать, не прошли даром: первая оскорбила правительство его страны, и Фебуфису нельзя было возвратиться на родину, а вторая подняла против него страшную бурю в самом Риме и угрожала художнику наёмным убийством.
Фебуфис отнесся к тому и к другому с полным легкомыслием и даже бравировал своим положением; он ни с того ни с сего написал своему государю, что очень рад не возвращаться, ибо из всех форм правления предпочитает республику, а насчёт картины, компрометировавшей даму и кардинала, объявил, что это "мечта живописца", и позволял её видеть посетителям.
В это самое время по Европе путешествовал один молодой герцог, о котором тогда говорили, будто он располагал несметными богатствами. О нём тогда было очень много толков; уверяли, будто он отличался необыкновенною смелостью, щедростью и непреклонностью каких-то своих совершенно особенных и твёрдых убеждений, с которыми, долго ли, коротко ли, придётся посчитаться очень многим. Это делало его интересным со стороны политической, а в то же время герцог слыл за большого знатока и ценителя разнообразных произведений искусства, и особенно живописи.
Высокий путешественник прибыл в Рим полуинкогнито из Неаполя, где все им остались очень довольны. Папский Рим ему не понравился. Рассказывали, будто он сказал какому-то дипломату, что "дело попов - молиться, но не их дело править", и не только не хотел принимать здесь никаких официальных визитов, но даже не хотел осматривать и многих замечательностей вечного города.
Властям, которые надеялись вступить с герцогом в некоторые сношения, было крайне неприятно, что он собирался отсюда ранее, чем предполагалось по маршруту.
Говорили, будто одному из наиболее любимых путешественником лиц в его свите был предложен богатый подарок за то, если оно сумеет удержать герцога на определённое по маршруту время. Это лицо, - кажется, адъютант, - любя деньги и будучи смело и находчиво, позаботилось о своих выгодах и сумело заинтересовать своего повелителя рассказом о скандалезном происшествии с картиною Фебуфиса, которая как раз о ту пору оскорбила римских монахов, и о ней шёл говор в художественных кружках и в светских гостиных.
Хитрость молодого царедворца удалась вдвойне: герцог заинтересовался рассказом и пожелал посетить мастерскую Фебуфиса. Этим предпочтением он мог нанести укол властным монахам, и
Фебуфис входил в круг идей, для него посторонних, и неожиданно получил новое значение.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Тот же самый адъютант, которому удалось произвести перемену в расположении высокого путешественника, был послан к Фебуфису известить его, что такая-то особа, путешествующая под таким-то инкогнито, желает завтра быть в его мастерской. Фебуфису показалось, что это сделано как будто надменно, и его характер нашёл себе здесь пищу.
– Разве ваш герцог так любит художество?
– спросил он небрежно у адъютанта.
– Да, герцог очень любит искусство.
– И что-нибудь в нём понимает?
– Как вы странно спрашиваете! Герцог - прекрасный ценитель в живописи.
– Я слыхал только, что он хороший покупатель.
– Нет, я говорю вам именно то, что и хочу сказать: герцог - хороший ценитель.
– Быть ценителем - это значит не только знать технику, но иметь понятия о благородных задачах искусства.
– Мм... да!.. Он их имеет.
– В таком разе вы повезите его к Маку.
– Кто этот Мак?
– Мак? Это мой славный товарищ и славный художник. У него превосходные идеи, и я когда-то пользовался его советом и даже начал было картину "Бросься вниз", но не мог справиться с этою идеей.
– Бросься вниз?
– Да... "Бросься вниз".
Гостю показалось, что хозяин над ним обидно шутит, и он сухо ответил:
– Я не понимаю такого сюжета.
– Позвольте усомниться.
– Я не имею привычки шутить с незнакомыми.
– "Бросься вниз" - это из Евангелия.
– Я не знаю такого текста.
– Сатана говорит Христу: "Бросься вниз".
Адъютант сконфузился и сказал:
– Вы правы, я вспоминаю, - это сцена на кровле храма?
– Вы называете это "сценою"? Ну, прекрасно, будь по-вашему: станем называть евангельские события "сценами", но, впрочем, всё дело в благородстве задачи. Обыкновенно ведь пишут сатану с рожками, и он приглашает Христа броситься за какие-то царства... По идее Мака выходило совсем не то: его сатана очень внушительный и практический господин, который убеждает вдохновенного правдолюбца только снизойти с высот его духовного настроения и немножко "броситься вниз", прийти от правды бога к правде герцогов и королей, войти с ним в союз... а Христос, вы знаете, этого не сделал. Мак думает, что у них шло дело об этом и что Христос на это не согласился.
– Да, конечно. Это тоже интересно... Но герцог вообще хочет видеть все ваши работы.
– Двери моей студии открыты, и ваш повелитель может в них войти, как и всякий другой.
– Он непременно желает быть у вас завтра.
– Непременно завтра?
– Да.
– В таком случае лучше пусть он придёт послезавтра.
– Позвольте!.. Но почему же послезавтра, а не завтра?
– А почему именно непременно завтра, я не послезавтра?
– Нет, уж позвольте завтра!